"Хамза Есенжанов. Яик - светлая река " - читать интересную книгу автора

выполнить решения съезда и областного исполнительного комитета. Сил у нас
для этого достаточно. Нужно только действовать смелее и решительнее. Да если
бы большевики боялись арестов и гонений, то давно бы уже распалась наша
партия или стала на путь соглашательства, как это сделал преподобный
социалист Керенский, как это предлагаете теперь нам вы, товарищ Яковлев...
Мы не можем принимать отступнических, половинчатых решений, ибо нас осудят
массы, а это пострашнее всяких перекладин! - Дмитриев обвел присутствующих
вопросительным взглядом: поддерживают его другие члены Совдепа?
По тому, как члены Совдепа одобрительно закивали головами, Дмитриев
понял - поддерживают.
Поднялся Червяков:
- Даже в случае, если нас - меня, Дмитриева, Айтиева и других -
арестуют, от этого дело наше не погибнет. Совдеп будет жить, на смену нам
придут другие и заставят подчиниться Войсковое правительство. Ведь за нами,
товарищи, народ. За нами тысячи сочувствующих нам граждан, я уже не говорю о
революционерах, которые всей душой преданы революции и готовы в любую минуту
идти за нее на смерть. За нами наше рабочее правительство и большая Россия.
Если это так, а это так и есть, какое мы имеем право хоть на вершок уступать
врагу? Никакого. Оренбургский Совдеп предъявил ультимативное требование, и
мы должны заставить Войсковое правительство подчиниться этому требованию
немедленно, в течение двадцати четырех часов!
- Это единственно правильное решение, - подтвердил старый юрист
Бахитжан Каратаев, степенно поглаживая густую бороду.
- Правильно!
- Верно!
- Итак, товарищи, вы меня здесь назвали соглашателем и трусом? -
Яковлев повернулся к столу и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Если бы я
был трусом, не сидел бы два раза в тюрьме. Разве об этом никому не известно?
Я должен вам сказать: нет и не было Яковлева-соглашателя, есть только
Яковлев-революционер! Товарищ Дмитриев очень красноречив, но, я думаю,
бросать колкости и давать клички здесь совсем неуместно.
Яковлев умолк, обиженно опустив глаза. В комнате наступила тишина. Все
старались не смотреть на Яковлева. Лишь Айтиев нет-нет да бросал на него
исподлобья косые взгляды. "Конечно, - мысленно рассуждал он, - человек ты,
Яковлев, хороший, хваткий, иной раз даже и находчивый, но, джигит ты мой
дорогой, у тебя только хороши слова, а как до дела - кишка тонка... Пальто у
тебя красивое, и сам ты красивый, но лучше бы было, если бы дела у тебя были
красивые, как у Дмитриева..."
- Так что же, Петр Астафьевич, кто пойдет к генералу? - спросил
Червяков у Дмитриева.
- Я пойду! - Яковлев встал. - Посмотрим, кто трусливый, а кто стойкий.
Я потребую немедленно выполнить ультиматум!
Дмитриев недоуменно пожал плечами: "Поступай как знаешь" - и,
повернувшись к Мендигерею Епмагамбетову и Быкову, сказал:
- Не теряйте времени и поезжайте сейчас же, как уславливались. Вы
готовы? - спросил он Мендигерея, широкоплечего человека в шинели.
- Собраться нам недолго, Петр Астафьевич, нужна только лошадь. Но
лошадь, говорят, уже нашли. Мы с Быковым доберемся на его лошади до Требухи,
а дальше поедем на свежих... Выедем сразу же после заседания, - заключил
Мендигерей.