"Сильвия Эштон-Уорнер. Времена года " - читать интересную книгу автора

осторожности на пути от печки к мольберту. Что обходится мне в пятнадцать
шиллингов шесть пенсов и тем самым, если вдуматься, имеет непосредственное
отношение к моей свободе, о чем я иногда вспоминаю. На пятнадцать шиллингов
шесть пенсов меньше на билет. На пятнадцать шиллингов шесть пенсов дальше от
парохода, уплывающего прочь от знаменитых утесов веллингтонской гавани. На
пятнадцать шиллингов шесть пенсов больше сада... ада... или что я хотела
сказать... Опьянение...
- Можно я опять сяду с Пэтчи? - спрашивает Матаверо.
Я в растерянности смотрю на него со своего низкого стула. За этим
вопросом что-то кроется, надо только понять - что. Но хотя мы провели вместе
уже полчаса, утром в понедельник мне трудно полностью отключиться от мира
выходных дней и войти в мир школы. Я провожу рукой по глазам и стараюсь
изгнать из памяти утра напряженной работы в Селахе и вечера, отданные
посещению церкви и музыке.
- Можно?
- Что "можно"?
Мне в самом деле мешает это наложение одного мира на другой. Куда меня
ведет тропинка под деревьями, в гору или под гору?
- Можно?
- Прости?
Я еще беспощаднее тру лицо, будто оно покрыто паутиной, и глаза тоже.
Голова немного проясняется, во всяком случае, если раньше я догадывалась,
что за этик вопросом: что-то кроется, то сейчас убеждёна, что за ним кроется
не так мало. Если бы я могла понять, что происходит у меня под носом! Я
делаю глубокий вдох я стараюсь сосредоточиться.
- Матаверо, что ты сказал?
- У, черт, я сто раз сказал. Можно я опять сяду с Пэтчи?
Поняла! Почему он просто не пойдет и не сядет с Пэтчи без моего
разрешения?
По утрам дети собираются группами на циновке, сейчас они разбежались -
у каждого есть свое любимое занятие. Громкие голоса, топот ног. Сколько
рубашек нужно заправить, сколько вытереть носов! Матаверо упирается
ручонками в мои колени и испытывает на мне всю силу своих карих глаз.
- Можно? Можно?
Слишком много вопросов! Что я, верховный суд или господь бог?
- Почему же нет, малыш?
Пэтчи доволен. Его светлокожее лицо озаряется, каждая веснушка сияет.
- Ты всегда хотишь сидеть со мной, - говорит он.
Я поняла что-то еще! Встреча коричневого и белого. Пусть даже они не
могут объединиться. Я еще энергичнее тру лицо. Вечера, отданные чтению,
Бетховену, Шуберту, размышлениям, работе и воспоминаниям, постепенно
отступают вглубь моего сознания. Смешение рас - это смешение крови, твердит
мой разум, другого пути нет. Однако любое общение, даже поверхностное,
наверняка приближает понимание, хотя бы поверхностное, и я не знаю иного
пути к терпимости.
Я еще не вполне пришла в себя. Не только потому, что музыка продолжает
звучать у. меня в ушах; сегодня утром я долго и напряженно работала в
Селахе, и теперь меня одолевает сонливость, которую я не в силах одолеть.
Существуют два мира, это очевидно, но к какому из них принадлежу я? Неужели
мне нужно пять раз в неделю пить бренди, чтобы заставить себя пройти под