"Сергей Есин. Имитатор " - читать интересную книгу автора

возможных заказчиков, улыбался, слушал.
Гости табунились по интересам. Было суетно, разобщенно, лениво. Такое
мое фланирование по саду продолжалось довольно долго, пока я не
почувствовал, что происходит нечто неожиданное. Все как-то напряглись,
встрепенулись и начали подтягиваться к высокой стройной женщине лет
тридцати, только что вошедшей в садовую калитку. Я сразу зафиксировал:
острый пронзительный профиль, черные прямые волосы, разделенные пробором,
мрачноватые глаза, утонувшие в глубоких глазницах. Послышалось, как рокот:
Сусанна, Сусанна. Экстравагантное имя я отнес за счет восточного
происхождения вошедшей, а всеобщее внимание расценил по-другому: "Чья-нибудь
дочь, восточная княжна..".
- Кто это? - переспросил у стоявшего рядом хозяина.
- Неужели ты не знаешь? Ну, это та, которая лечит. Та самая, которая
стажировалась у великой Джуны и, говорят, уже ее переплюнула.
Это теперь "та самая" мне ясна и понятна. Это теперь я знаю ей цену и
цену ее дорогостоящей упаковки. Ну что ж, сам создавал ей оправу, ставил
декорации, помогал придумывать постоянную маску. Разве сравнишь сегодняшнюю
Сусанну с той дилетанткой: какая уверенность в себе, какие позы, каков
салон, в котором она принимает гостей, в котором она варит свою известность!
На наших двух верхних этажах особнячка все четко разграничено. Конечно,
никаких видимых демаркационных линий нет, но исторически сложилось: верх
мой - впрочем, домашние давно ко мне в мастерскую не поднимаются, - а внизу,
в квартире, неприкосновенной является комната Маши. Она всегда бывает очень
раздражительна, когда, даже предварительно постучав, заходишь к ней.
Сусанна же человек общительный. В трех комнатах, которые числятся за
ней, все полно какой-то нелепой чертовщины. По стенам висят африканские
маски, не подлинной, конечно, старины, а нечто, что для современных туристов
африканцы строчат со скоростью конвейера. Висят всякие амулетики, картинки и
масса самых плохоньких, до олеографий, икон. Сусанна сумела завесить ими всю
стену в столовой, вынеся кое-что в коридор, откуда, кстати, я забрал в
мастерскую прекрасный натюрморт Осмеркина. Под этой экспозицией "ритуальных"
изображений стоит огромное резное кресло XVIII века, которое Сусанна тоже
добыла где-то на периферии жизни, а рядом с креслом тяжелая китайская ваза,
в которой небольшое опахало - все не так просто. В кресле она восседает во
время своих публичных вечеров, "наложения" рук и предсказательных сеансов, а
об особых функциях опахала я узнал сравнительно недавно. В кульминационный
момент своих врачеваний и ученых сборищ Сусанна с опахалом в руке часто
гасит свет, нажимая ножкой на напольный выключатель торшера. Свет меркнет
лишь на мгновение: Сусанна предупреждает гостей, что это делается для
сосредоточения, для облегчения медитаций, но за это мгновение Сусанна - в ее
руке все время колышется опахало - в темноте поднимает опахало кверху и за
своей спиной легко проводит им по иконам, картинкам и медальончикам.
Потом вечер продолжается в зависимости от программы, но в самом конце,
когда включается люстра и Сусанна появляется из кухни, толкая перед собой
легкий столик с закусками и парой бутылок сухого вина, кто-нибудь
обязательно заметит: все амулетики и иконки на стене висят уже не в прежней
стройности, а перекошены, скособочились. Все внимательно рассматривают
данный феномен. А Сусанна с подчеркнутой, но ложной скромностью говорит: "И
вот так бывает после каждого опыта. Мне каждое утро приходится наводить
здесь порядок. Какая-то истекающая из меня сила кособочит все иконы".