"Александр Этерман. Драма, жанр (Эссе)" - читать интересную книгу автора

Зато в иную эпоху, эпоху ревнивой государственной религии, безразлично,
христианства или ислама, эпоху тотальной теологии, только и остается, что
связывать комедию с деревней. Высокая комедия давным-давно приказала долго
жить, городская культура тоже, зато, как припоминает Бахтин, ''карнавальная
жизнь продолжалась три месяца в году''. Смех стал явлением народным,
следовательно, прежде всего, деревенским. Кто первый назвал средневековую
атмосферу оскоморошенной? И то: место трагедии было занято отчасти
литургией, отчасти мистерией, а место комедии оставалось свободным и
небезопасным. Неверно полагать ''смеховую культуру'' эпохи тотального
христианства (ключевые слова: праздник, гротеск, карнавал) идентичной
античной комедийной культуре. Средневековая Европа под разными предлогами
устраивала смеховые оргии, по-просту, чтобы глотнуть свободы. Античная
древность, не страдавшая от дефицита свободы, праздновала сатурналии, но
смеяться ? до поры до времени ? предпочитала над Аристофаном, Менандром,
Плавтом, Теренцием. Аристотель неспроста вперемежку рассуждает о жанрах
высоком и низком ? в эпоху, когда Аристофана ставят наравне и вместе с
Софоклом, недолго и перепутать. В средние века этой проблемы не существует,
как не существует и театра. В средние века не смеются, а ржут. Стало быть,
свой главный тезис, раблезианство Аристотеля, Эко просто выдумал, выдумал
неверно, но удачно, подставив за автора подходящего героя, ибо только его,
тезис и мог изобрести средневековый монах. Истинное аристотелево отношение к
комедии, донельзя серьезное, в XIV веке никого, даже церковь, не испугало
бы, ибо карнавал Аристотель не обсуждает, а осуждает, а до возобновления
театра и дискуссии о нем остается еще лет двести. Отчего бы нам с вами не
пойти за Стагиритом и не противопоставить по всей форме карнавал высокой
комедии? В самом деле, в ''Никомаховой этике'' Аристотель пишет: ''Те, кто в
смешном преступают меру, считаются шутами и грубыми людьми, ибо они
добиваются смешного любой ценой и, скорее, стараются вызвать смех, чем
сказать [нечто] изящное, не заставив страдать того, над кем насмехаются''.
Или: ''Развлечения свободнорожденного отличаются от развлечений скота так
же, как развлечения воспитанного и невежи. Разницу эту можно видеть на
примере старых и новых комедий: в первых смешным было срамословие, а в
последних ? скорее, намеки''. Однако наследникам Аквината аристотелевы
взгляды на театр, да и на карнавал были неизвестны и непонятны ? отчего им в
таком случае не быть опасными?
Сам Бахтин (в своем бессмертном труде) пишет: ?В фольклоре первобытных
народов рядом с серьезными культами существовали и смеховые культы,
высмеивавшие и срамословившие божество (''ритуальный смех''), рядом с
серьезными мифами ? мифы смеховые и бранные, рядом с героями ? их пародийные
двойники-дублеры... Но на ранних этапах, в условиях доклассового и
догосударственного общественного строя, серьезный и смеховой аспекты
божества, мира и человека были, по-видимому, одинаково священными,
одинаково, так сказать, ''официальными''. Это сохраняется иногда в отношении
отдельных обрядов и в более поздние периоды. Так, например, в Риме и на
государственном этапе церемониал триумфа почти на равных включал в себя и
прославление и осмеяние победителя, а похоронный чин ? и оплакивание
(прославляющее) и осмеяние покойника. Но в условиях сложившегося классового
и государственного строя полное равноправие двух аспектов становится
невозможным и все смеховые формы... переходят на положение неофициального
аспекта, подвергаются известному переосмыслению, осложнению, углублению и