"Валерио Эванджелисти. Предзнаменование ("Маг" #1) " - читать интересную книгу автора

"сосудами греха". Установившееся повсюду презрительное отношение к последним
норой "взрывалось" подлинными трагедиями человекоубийства. В тех, кого
объявляли ведьмами, пугала их тесная связь с землей и ее жизненными циклами,
следование естественным ритмам природы. Однако далеко не всегда во главе
резни стояла инквизиция. Зачастую светские трибуналы, где бок о бок с
князьями и баронами сидели представители церкви, выказывали еще большую
суровость.
Мрачной атмосфере Испании и Германии, не случайно слившихся в единую
империю, противостояло французское общество, гораздо более толерантное и все
еще сохранявшее языческие традиции. Если Карл V был живым воплощением мрака
и уныния, то династия Валуа поначалу поощряла известную свободу мысли и
терпимо относилась к буйному нраву знати. Французским женщинам не
приходилось, как испанкам или немкам, жить под постоянной угрозой костра.
Французские евреи, хотя они и подвергались спорадическим гонениям, все же
умудрялись процветать. Любое издевательство и насилие над ними строго
запрещалось законом, однако к подобным требованиям, как и ко всяким прочим
законам, относились по большей части небрежно. Многим евреям удавалось
обеспечить себе спокойную жизнь, в особенности если они соглашались отречься
от своей веры. Церковь и государство не утруждали себя заботами о контроле
над этническими группами и сознанием граждан.
Парадоксально, но наилучшие условия для процветания иудейского
меньшинства создались в Провансе, в окрестностях Авиньона, в графстве
Венессен, которым управлял папский легат. Церковь, обретшая благодаря Цезарю
Борджа еще и территориальное могущество, представляла собой явление довольно
противоречивое. Если в среде низшего духовенства часты были случаи
самоотречения и сочувствия обездоленным, то в среде высшего духовенства
царила скандальная свобода нравов, которую поддерживали и многие понтифики.
Даже те из них, кто не был замечен в откровенном разврате, имели поистине
королевские амбиции, активно вмешивались в политическую жизнь и участвовали
в решении династических вопросов. В результате понтифики создали себе
репутацию (пусть не всегда справедливую) людей, одержимых жаждой
материальных благ и светской власти, всегда готовых жестоко преследовать
тех, кто стремился восстановить евангельские идеи всеобщего равенства и
бедности.
Этот мотив был отнюдь не последним в ходе опустошительных религиозных
войн XVI века. В 1517 году августинец Мартин Лютер восстал против коррупции
в Римской католической церкви, призывая к радикальным реформам. За ним
последовали те, кто разделял его духовные устремления, и те, кто увидел в
протесте Лютера грядущее освобождение от материального закрепощения. И хотя
эти последние в скором времени поняли, что Лютер вовсе не собирался
разрушать существующие порядки, это не помешало Реформации быстро
распространиться по всей Европе.
В сложившейся ситуации даже французским королям пришлось отказаться от
своей относительно толерантной политики, и во всех крупных европейских
государствах наметилась тенденция, предвещающая коренные перемены. В то
время как Англия встретила новые веяния с распростертыми объятиями, суверены
континентальных европейских государств оказались перед необходимостью
реагировать на последующие конфликты, на сей раз внутренние. В итоге ко всем
ужасам войны, чумы и голода прибавилась еще и проблема братоубийственной
ненависти.