"Валерио Эванджелисти. Обман ("Маг" #2)" - читать интересную книгу автора

молодому парню, замахнувшемуся палкой. Тот же солдат отрубил голову старухе,
на коленях молившей пощады, а потом отправился за хижины добивать
спрятавшихся там остальных жителей деревни.
Окаменевший Мишель заметил Бодуэна, добрейшего Бодуэна, который выходил
из хижины, неся на руках новорожденного.
- Мы ведь сможем сделать из него христианина? Он еще совсем маленький!
Вспотевший барон в забрызганной кровью кирасе сделал головой знак
"Нет!".
Мишель не захотел смотреть на то, что произошло с ребенком, хотя глухой
удар о камень не оставил никаких сомнений. Он закрыл глаза и застыл,
скованный ужасом. А вокруг ругались крестоносцы, связывая парней, обреченных
на галеры, и рыдали девушки, которых волокли в хижину, чтобы там они в
первый и, скорее всего, в последний раз в жизни послужили на потеху
солдатне.
И на ум Нотрдаму пришла крамольная мысль, что быть католиком - отнюдь
не всегда означает быть правым. Он попытался сам себе возразить, что
еретики - не люди, а порождения дьявола. Ничего не вышло. Из хижин
доносились крики боли и муки, которые стихали сразу же вслед за выстрелами
"папских колюбрин". Он расплакался горько и громко, как ребенок.
А где-то в темном уголке его сознания Парпалус уже нашептывал полные
тоски и тревоги метафоры.

ЗМЕЯ В КЛЕТКЕ

Стояла уже поздняя осень, когда Джулия смогла наконец доставить
Катерине, запертой в монастыре Сен Поль де Мансоль, известие, которого та
ждала столько времени.
- Я получила вести от епископа Торнабуони, - радостно объявила она,
поставив на стол закрытое блюдо и дымящуюся чашку. - Он вернулся в Париж
после долгого путешествия во Флоренцию. Думаю, Козимо Медичи отправил его по
следу Лорензаччо.
- Прекрасно! - воскликнула Катерина. - Ты видела его самого?
- Нет. Вы же знаете: господин Бертран Гюголен, которому меня поручили,
не позволяет мне выходить одной. Но я написала монсиньору, что вас прячут
здесь.
- Как тебе удалось ему написать, если Гюголен тебя стережет?
- Ко мне очень хорошо относится его жена, Жордана. Она ненавидит мужа и
готова на все, лишь бы ему насолить. К тому же она приходится сестрой Жану
де ла Меру, первому консулу Сен-Реми. Думаю, мое письмо уже у епископа
Торнабуони.
- Великолепно, - кивнув, сказала Катерина. - Но скажи-ка: тебе удалось
разузнать, почему Меркюрен привез меня именно сюда?
Катерина не могла понять, зачем ее заключили в мужской монастырь, а не
в женский. На плохое обращение она пожаловаться не могла. В первую же ночь
по прибытии ее тщательно осмотрел монастырский врач, который прекрасно знал
свое дело и ничуть не смущался видом женской наготы. С помощью Меркюрена он
смазал ей раны бальзамом и потом многократно повторял эту процедуру.
С течением месяцев Катерина поправилась и из разряда больных перешла в
разряд пленниц. Ее заперли в келье со множеством засовов. Дверь открывалась
только для врача или для приносившей еду Джулии. Ни один из монахов не имел