"Ганс Эверс. Казнь Дамьена (Сб. "Око за око")" - читать интересную книгу автора

мужчины, то это была леди Синтия. И поэтому многочисленные измены сэра
Оливера казались мне еще более вероломными и омерзительными.
Ей было около двадцати семи лет. Если бы во времена Ренессанса она
жила в Риме или в Венеции, се портреты можно было бы увидеть сейчас не в
одной церкви. Я никогда не встречал другой женщины, которая была бы столь
поразительна похожа на мадонну. У нее были золотистые темные волосы,
разделенные посередине пробором, лицо имело замечательные, правильные
черты. Глаза, глубокие, как море, казались мне аметистовой мечтой: а
длинные, тонкие руки отличались такой белизной, что едва не
просвечивались; ее шея - ах, мне казалось, что се шея вообще делала эту
женщину неземной. Шаги были так легки, что их невозможно было услышать.
Казалось, что ока не ходит, как все, а плывет. Неудивительно, что я
влюбился. Я написал дюжину сонетов: первые - на немецком, потом - на
английском. Вероятно, они были очень слабыми, но если бы вы прочитали их
сейчас, то смогли бы представить себе необыкновенную красоту леди Синтии и
состояние моей душе.
И эту женщину постоянно обманывал сэр Оливер, даже не стараясь хоть
как-то скрывать это. Естественно, подобное поведение могло вызывать у меня
лишь неприязнь к нему, с которой я ничего не мог поделать. Он заметил это
и раз или два пытался заговорить со мной, но не мог найти подходящего
предлога.
Я никогда не видел, чтобы леди Синтия смеялась или плакала. Она была
необыкновенно тихой и напоминала тень, неслышно скользящую по коридорам
замка ж парку. Она не ездила верхом, не играла в гольф, не увлекалась
никаким видом спорта. Не занималась она и домашним хозяйством - это было
предоставлено старому дворецкому. Но, как я уже сказал, она была очень
набожна - регулярно ходила в церковь и посещала бедняков из трех деревень.
Всякий раз, прежде чем сесть за стол, она произносила молитву. Каждое утро
и каждый вечер она ходила в часовню замка, становилась на колени и
молилась. Я никогда не видел, чтобы она читала газету, и лишь несколько
раз замечал у нее руках книгу. Правда, она много времени уделяла
вышиванию, и у нес получались великолепные кружева и кайма. Иногда она
садилась за рояль или играла на органе в часовне. Держа иглу в руках, она
часто тихо напевала, и почти всегда это была какая-нибудь простая мелодия.
Прошло много лет, прежде чем я понял абсурдность того, что эта женщина, у
которой никогда не было детей, любила петь колыбельные песни. Тоща же я
относил это на счет ее задумчивого, мечтательного состояния, и это даже
меня очаровывало.
Наши отношения установились с первого же дня: она была госпожой, а я
- ее послушным пажем, безнадежно влюбленным, но безупречно себя ведущим.
Иногда она разрешала почитать мне вслух романы Вальтера Скотта. Она
терпела мое присутствие рядом с собой, когда играла или шила, и часто пела
для меня. За обедом я обычно сидел рядом с ней. Так как сэр Оливер часто
уезжал из имения, мы нередко оставались наедине. Ее сентиментальность
постепенно передалась мне. Казалось, что она постоянно о чем-то грустила,
и я считал своим долгом грустить вместе-с ней.
По вечерам она стояла у окна своей комнаты в башне замка, а я
любовался ею из парка. Несколько раз я заходил в комнату, но юношеская
застенчивость не позволяла мне заговорить с ней. На цыпочках я спускался
по лестнице обратно в сад, прятался за деревом и страстным взглядом