"Ганс Эверс. Казнь Дамьена (Сб. "Око за око")" - читать интересную книгу автора

смотрел на окно из своего убежища. Она подолгу стояла так, не двигаясь.
Часто она сжимала руки, по всему ею лицу пробегала дрожь, но задумчивые
аметистовые глаза по-прежнему оставались неподвижными. Казалось, она
ничего не видела перед собой, взгляд ее лишь рассеянно скользил над
деревьями и кустами.
Однажды вечером я ужинал с ней. Мы долго беседовали, а потом пошли в
комнату, где стоял рояль. Она поиграла для меня, но не музыка вызывала во
мне трепет. Я смотрел на ее белые ладони, на ее пальцы, казавшиеся мне
божественными. Закончив играть, она повернулась ко мне. Я схватил ее
ладонь и стал целовать кончики пальцев. В этот момент вошел сэр Оливер.
Леди Синтия, как обычно, вежливо пожелала ему спокойной ночи и вышла.
Сэр Оливер заметил мое движение, увидел мои взволнованные глаза,
которые, казалось, кричали о том, что было у меня на душе. Он прошелся по
комнате широким" шагами, подавляя желание крепко выругаться. Потом подошел
ко мне, похлопал по плечу и сказал:
- Ради бога, будьте осторожны, мой мальчик! Я говорю вам, нет, я
прошу, я умоляю вас: будьте осторожны. Вы... В этот момент в комнату вошла
леди Синтия, чтобы забрать кольца, которые она оставила на рояле. Сэр
Оливер резко оборвал свою речь, крепко сжал мою руку, поклонился жене и
вышел. Леди Синтия приблизилась ко мне и стала одевать кольца на руки.
Потом она протянула мне их для поцелуя. Она не сказала ни слова, но я
чувствовал, что это был приказ. Я нагнулся и покрыл ее ладони горячими
поцелуями. Она позволила удерживать ее руки довольно долго, потом
высвободила их и вышла из комнаты.
Я чувствовал, что ужасно нехорошо поступаю по отношению к сэру
Оливеру, и был готов ему все рассказать. Мне показалось, что лучше всего
сделать это в форме письма. Я пошел в свою комнату и, сев за стол, написал
одно, два, три письма, каждое из которых было еще глупее предыдущего. В
конце концов, я решился на разговор и отправился к сэру Оливеру. Чтобы не
лишиться храбрости, я взбежал вверх по лестнице так быстро как только мог.
Перед распахнутой настежь дверью курительной я вдруг остановился как
вкопанный. Из комнаты раздавались голоса: первый принадлежал сэру Оливеру,
он весело и громко смеялся, а второй голос был женским.
- Но, сэр Оливер... - говорила женщина.
- Ну, ну не будь глупенькой, - смеялся он, - не волнуйся. - Это был
голос Миллисент, одной из горничных.
Я повернулся и стал медленно спускаться вниз по лестнице. Через два
дня сэр Оливер уехал в Лондон. Мы с леди Синтией остались в Бингем-Кастле
одни. Трудно описать то дивное царство грез, в котором я жил. Я попытался
выразить свои чувства в письме к матери. Когда я вернулся домой несколько
месяцев спустя, она показала мне это письмо, которое надежно сберегла. На
конверте было написано: "Я ужасно счастлив!", а само письмо представляло
неудержимый поток чувств. "Дорогая мамочка, ты спрашиваешь, как я поживаю,
что делаю? О, мамочка, мамочка, мамочка!" и еще раз это "О, мамочка!". И
больше ничего.
Этими словами, конечно же, можно выразить как глубочайшую боль и
сильнейшее отчаяние, так и бешеный восторг. Но в любом случае это должно
было быть что-то очень сильное! Я заметил время, когда леди Синтия рано
утром ходила в часовню, расположенную недалеко от замка, у реки. Я ждал,
пока она выйдет из часовни, и мы вместе шли к завтраку. Однажды утром она