"Ганс Гейнц Эверс. Богомолка" - читать интересную книгу автора

всем в известность. Мне показалось более уместным сделать это в письменной
форме, поэтому я прошел к себе в комнату и сел за стол. Написал одно,
второе, третье письмо, причем каждое последующее казалось мне глупее и
нелепее предыдущего. Наконец я решился лично поговорить с сэром Оливером и
отправился на его поиски. Я очень боялся растерять остатки решимости и
потому опрометью взбежал по лестнице, но перед широко распахнутой дверью его
курительной замер на месте как вкопанный. Изнутри доносились голоса: сначала
игривый, совершенно непринужденный смех сэра Оливера, затем звонкий женский
голосок:
- Но, сэр Оливер...
- Ну ладно, не будь глупышкой, - проговорил хозяин замка, - не надо уж
так...
Я резко повернулся и стал спускаться по лестнице. Женский голос
принадлежал Миллисент, одной из наших горничных.
Через два дня сэр Оливер снова уехал в Лондон, а я остался в замке
Бингэм с леди Синтией.
На этот раз мне показалось, что я оказался в чудесной стране, в Эдеме,
который Господь сотворил для меня одного. Трудно описать колдовскую силу
охвативших меня фантазий. Я попытался описать их в одном из писем, которые
отправил своей матери. Несколько месяцев назад я навестил ее, и она показала
мне то старое письмо, которое сохранила из нежных чувств к сыну. На
оборотной стороне конверта были начертаны слова: "Я очень счастлив!" Само же
письмо содержало невообразимую мешанину из моих чувств, переживаний и
страстей: "Дорогая мамочка! Ты спрашиваешь, как я себя чувствую, что делаю?
О мамочка! О мамочка, мамочка!" И еще с десяток раз "О мамочка!" - и ни
слова больше.
Читая подобные слова, можно вообразить, что они выражают либо
невыносимую боль, жесточайшее страдание, отчаяние, либо бесподобный,
непередаваемый восторг - во всяком случае, нечто поистине выдающееся,
незаурядное, что может переживать человек!
Я запомнил то раннее утро, когда леди Синтия отправилась в часовню,
располагавшуюся неподалеку от замка, у ручья. Я нередко сопровождал ее в
этой прогулке, после чего мы отправлялись завтракать. Но в то утро она
подала мне знак - я понял его без лишних слов. Войдя следом за ней в
часовню, я увидел, как она преклонила колени, и встал рядом с ней. С той
поры мы часто ходили туда вместе, и я не делал практически ничего - просто
смотрел на нее. Однако постепенно я стал повторять ее действия - я тоже
начал молиться. Вы только представьте себе, господа, я, немецкий студент,
стою на коленях и молюсь! Это было какое-то язычество! Я не знал, кому или
чему слал свои молитвы, просто это было некое выражение благодарности
женщине за ниспосланное мне блаженство, сплошной поток слов, отражавших
счастливые и чувственные желания.
После того случая я немало отскакал верхом - надо было хоть немного
успокоить бурлящую кровь.
Как-то раз я выехал довольно рано, заблудился и в итоге провел в седле
несколько часов. Когда же я наконец пустился в обратный путь, разразилась
гроза, да такая, что из-за дождя ничего нельзя было разглядеть. Я вернулся к
речке и обнаружил, что деревянный мост смыло потоками воды, а чтобы
добраться до ближайшего каменного, пришлось бы сделать весьма приличный
крюк. К тому времени я уже промок до нитки, так что, не задумываясь,