"Ганс Гейнц Эверс. Утопленник" - читать интересную книгу автора

над ним не смеялись. Ему даже аплодировали и находили, что это очень мило.
Так вежливы были там! Но молодой человек чувствовал, что слушатели скучают,
и не был нисколько удивлен, когда кто-то крикнул: "Утопленника!"
Он не хотел. Но хозяйка дома стала упрашивать:
- Ах, пожалуйста, "Утопленника"!
Он вздохнул, закусил губы... Но состроил рыбью физиономию и стал в три
тысячи двести двадцать восьмой раз читать отвратительную историю. Он почти
задыхался...
Но кавалеры и дамы аплодировали и восторгались. И вдруг он увидел, что
одна старая дама поднялась со своего кресла, вскрикнула и упала.
Кавалеры принесли одеколон и смачивали упавшей в обморок даме виски и
лоб. А поэт склонился к ее ногам и целовал ее руки. Он чувствовал, что любит
ее, как свою мать.
Когда она открыла глаза, ее взор прежде всего упал на него. Она вырвала
у него руку, словно у нечистого животного, и воскликнула:
- Прогоните его!
Он вскочил и убежал. Он забился в дальний угол залы и опустил голову на
руки. И, пока они провожали старую даму вниз по лестнице к ее карете, он
сидел там. Он уже знал все в точности. Он знал все это еще до того, как ему
сказали об этом хотя бы одно слово.
Это было как бы исполнение предначертанного. Он чувствовал, что это
должно было рано или поздно свершиться.
И когда они вернулись к нему со своими: "Ужасно!", "Невероятно!",
"Трагедия жизни!", "Жестокое совпадение!" - он не был нисколько удивлен.
- Я уже знаю это, - сказал он. - Старая дама два года тому назад
потеряла единственного сына. Он утонул в озере, и только чрез несколько
месяцев нашли его ужасный, неузнаваемый труп. И она, его мать, сама должна
была опознать его тело...
Они ответили утвердительно. Тогда поднялся молодой человек. И
воскликнул:
- Для того чтобы позабавить вас, обезьян, я, дурак, причинил несчастной
матери такую боль... Так смейтесь же, смейтесь же!..
Он состроил рыбью физиономию и начал:

Бледнея тускло-бледным телом,
Немой мертвец в тумане белом
Лежал в пруду оцепенелом.

Но на этот раз они не смеялись. Они были слишком хорошо воспитаны для
этого...

Берлин. Декабрь 1904