"Андрей Евпланов. Чужаки " - читать интересную книгу автора

дорогу, тут рядом, а хозяин ни в какую. "Ты,- говорит,- отработала свое,
теперь занимайся домашним хозяйством, а об остальном я сам позабочусь". Не
пустил на работу, и точка. Теперь вот отдыхаю.
- Хорошо тебе,- сказала бабушка.- Все дуриком, а устроилась так, что
другие могут позавидовать.
- Сама удивляюсь,- сказала Маняша,- за что мне такое счастье. Видно,
правду говорят, что умный сам идет, а дурака бог ведет.
Пластинка кончилась, и мы услышали слабый голос Семена Ивановича:
- Маняша, поставь любимую.
- Сейчас, сейчас,- крикнула она и принялась крутить ручку патефона.
Тут бабушка решительно поднялась с места и стала прощаться. А Маняша
стала извиняться, как будто в чем-то провинилась перед нами.
- Вы уж не обессудьте... Что же вы так мало посидели. Может, еще чаю?..
Но бабушка была непреклонна. Тогда Маняша поставила пластинку и пошла
нас провожать. Дверь в прихожую она оставила открытой, чтобы на лестнице
было светлее.
Мы спускались вниз, как альпинисты, боком, держась за руки: сначала
Маняша, потом бабушка и, наконец, я. А сверху, из распахнутой настежь двери
на нас проливался жидкий свет и доносились слова песни:
Тебя лучи ласкают жаркие, Тебя цветы одели яркие, И пальмы стройные
раскинулись по берегам твоим.
Песня вдаль течет.
Моряка влечет
В полуденные твои края.
Ты красот полна,
В сердце ты одна,
Индонезия, любовь моя.
Внизу бабушка все-таки оступилась и чуть было не упала. Хорошо, Маняша
вовремя поймала ее за плечи.
- Да что ж это такое,- рассердилась бабушка.- Нечто трудно
электричество в сени провести. Слышь, Индонезия, ты скажи своему, чтобы
лампочку повесил, а то, пока он там на стороне сотни сшибает, ты здесь ноги
поломаешь.
- Обязательно,- видимо, не совсем поняла ее Маняша.- И лампочку
повесим, и лестницу подновим. Было бы здоровье.
Так закончился наш первый и последний визит к Маняше. Бабушке, кажется,
не понравилось в гостях у старой знакомой. Пока мы шли домой, она все время
ворчала и называла Маняшу "стервой", а ее мужа "подкаблучником".
- Вот посмотришь на такую стерву и ведь жениться вовек не захочешь. Все
тихоню из себя строила, а сама небось только и думала, как такого
захомутать, чтобы можно было на нем ездить.
А этот дуралей, подкаблучник, куда только смотрит. В чем душа держится,
а туда же: "Я сам, сиди дома..." На фабрике вкалывает, по домам
подрабатывает, еще и кровать сделал, чтобы ей мягко дрыхнуть, а сам на
сундучке, как кошка... Тьфу, ей-богу, противно. Моги моей больше у них не
будет.
Мне тоже у Маняши не понравилось. В других местах мне давали поиграть
слониками с комода или разрешали полистать книгу с картинками, а здесь
только чай да пироги. Эка невидаль... Вот песня запомнилась, правда.
Я потом еще ходил по двору и напевал: "Индонезия, любовь моя". Но