"Андрей Евпланов. Чужаки " - читать интересную книгу автора

как тут. И мать их тоже сложа руки не сидела. Только уж больно она была
чернява. Василий уж на что был юбочник, а и тот не интересовался. Может,
правда, оттого, что Зинка крутилась тут же.
Новоселье совпало с праздниками. Собственно, новоселья никакого не
было. Просто кто-то увидел, что в новой избе горит свет. И весть об этом
мгновенно разнеслась по всей деревне. И каждый в тот вечер старался пройти
мимо, чтобы собственными глазами увидеть свет в окнах и людей.
Как-то уютнее стало у всех на душе в тот вечер. И все почему-то
чувствовали себя значительными и благородными, даже те, кто ровным счетом
ничего не сделал для того, чтобы помочь погорельцам.
Но настоящими героями были, конечно, строители. Всякий норовил зайти к
кому-нибудь из них, чтобы выпить за здоровье хозяев. И как высшая похвала их
поступку звучало в этот вечер по деревне слово "бесплатно". Потому что все
знали, что с этого Гундобина взять нечего и дом ему построили за так. И
только один человек этого не знал и знать не желал. Это был сам Гундобин.
Уже на следующий день все мы заметили странную перемену в этом
человеке. Прежде он никогда ни с кем не здоровался. И делал вид, что не
замечает, когда его приветствовали, а может, и вправду не замечал, потому
что ему было не до нас. А тут вдруг он стал вежливым, как школьник, которому
досталось от родителей. Со всеми спешил раскланяться первым, и даже
показывал зубы, как будто улыбался. Особенно старался он перед своими
благодетелями, среди которых выделял Хренкова. Где бы тот ему ни попадался,
подходил с вежливым покашливанием брал его руку и молча держал в своей
некоторое время. Матвею, при этом становилось неловко, особенно на людях.
Сам себе в том не признаваясь, он начал избегать таких встреч. Тот самый
Матвей Хренков, который еще вчера чувствовал себя хозяином на деревенской
улице, сегодня, завидев Барсука издали, сворачивал в первый попавшийся
проулок. Все чаще он ловил себя на мысли, что зря связался с этим
Гундобиным. А тот как будто специально преследовал его - появлялся там, где
сроду не бывал: на конюшне, в мастерских, в сельпо, и всюду тянул к нему
свою жесткую и гладкую, как струганная доска, руку, и покашливал, и
скалился, а глаза его смотрели так, как будто он хотел сказать: "На тебе..."
Мало того - он стал приходить к Хренкову домой. Придет, посидит на
своем чемодане. Потом достанет сверток, положит на стол и выйдет. А в
свертке соленые огурцы, моченые яблоки и всякое такое, чего в любом доме
хоть пруд пруди. Раз принес, другой... Матвей смолчал. А на третий не
выдержал, взял сверток и засунул ему за пазуху. Тот ничего не сказал, только
посмотрел, но посмотрел так, что иному бы стало не по себе. А утром Хренков
увидел сверток на своем крыльце.
После этого случая Барсук больше в дом не заходил, но раз в неделю, а
то и чаще, Матвей находил у себя на пороге все такой же сверток.
Сначала он их забирал, потому что все-таки добро и цену ему он знал. Но
старался выследить, когда этот Барсук приходит. С вечера гасил свет и часами
смотрел в окно из-за занавески, ночью просыпался и прислушивался, не хлопнет
ли калитка, не скрипнет ли снег под ногой. Но все было тщетно. И тогда
Хренков понял, что человеку с барсуком в прятки играть не под силу, и стал
спихивать свертки в сугроб. Но на их месте появлялись новые и новые. Были и
банки с грибами, и варенье, и даже пироги...
По деревне поползли разные слухи, и мы поняли, что дело это серьезное,
потому что знали Хренкова и теперь уже узнали кое-что про этого Гундобина. А