"Евгений Евтушенко. Щели в перроне " - читать интересную книгу автора

С Распутиным мы тогда нежнейше дружили, и он ходил на все мои
поэтические вечера в Иркутске. Я любил и люблю его уникальный народный
талант. Тогда я никогда не замечал в нем агрессивного национализма, среди
его друзей был мой близкий друг Тофик Коржановский. Валя восторгался прозой
Фолкнера. Когда мы оба были членами делегации советских писателей в Кельне и
нам строжайше "не советовали" встречаться с диссидентом Львом Копелевым,
Распутин был единственным, кто нашел смелость пойти к нему в гости вместе со
мной. Я счастлив тем, что познакомил его и Сашу Вампилова со вдовой
Платонова, которая дала им почитать рукописи еще ненапечатанных тогда
"Котлована" и "Чевенгура". Безусловно, это отразилось на их писательском
развитии в юности.
Вскоре после разговора с Михаилом Алексеевым я вылетел в Сибирь на
похороны дяди и попросил Распутина прочесть роман, а если он ему понравится,
написать предисловие.
Через три дня, когда я возвращался через Иркутск в Москву, Валя уже
написал предисловие, защищающее роман. С таким мощным щитом Алексееву
удалось-таки его пробить, хотя и с потерями. В частности, "вырезали" историю
о коте-похитителе, которую я с удовольствием включаю в это издание.
А то, что случилось с самим Валентином Распутиным, когда его зверски
избили мародеры, стягивая с него джинсы, во дворе его собственного дома в
Иркутске, нашло отражение в метафорической повести "Ардабиола".
Почему "Ягодные места" оказались на подозрении? Не только из-за того,
что коллективи-зация выглядела в романе как преступный абсурд. Размышления
Альенде о власти слишком накладывались на тогдашнюю "застойную" ситуацию.
Тетрадочка Ивана Иваныча Заграничного с его мыслями о порядках и беспорядках
в России входила в кричащее противоречие с идеологи-ей застоя и стала как бы
черновиком-наброском моей будущей речи на Первом съезде народных депутатов
СССР через какой-нибудь десяток лет. "С растревоженной душой я вышел из
романа Евгения Евтушенко, точно он именно меня бросил в утлую лодчонку и
пустил в бурунно-пенные водовороты гибельных перекатов, и я, чудом
спасенный, радуюсь теперь жизни..." - так написал об этом романе в 1982 году
один из лучших прозаиков моего поколения Георгий Семенов.
Вышедший в "Роман-газете" двухмиллионным тиражом роман был мгновенно
распродан. Он был переведен на английский, французский, немецкий, испанский,
итальянский, шведский, финский, норвежский, китайский, корейский и вышел в
финал премии имени Хемингуэя вместе с победившим в последний момент романом
замечательного перуанского писателя Марио Варгаса Льосы. Но и такое
"поражение" было для меня, как для дебютанта прозы, большой честью.
Следующий роман "Не умирай прежде смерти" - на сегодняшний день моя
самая главная проза. Ни в каком другом произведении я так не исповедовался
перед читателем.
Волею судеб я стал участником исторических событий во время трех
августовских дней 1991 года, и затем - неожиданно сам для себя - стал одним
из героев собственного романа об этих событиях.
Получился исторически-лирический роман.
Я написал его изнутри событий, а не отходя от них на респектабельную
дистанцию. Конечно, "большое видится на расстояньи". Но что-то можно увидеть
и запомнить только "лицом к лицу".
Читатели, слишком политизированно воспринимающие этот роман, ошибались,
ибо самым главным в нем все-таки была линия любви сибирской скалолазки -