"Шарль Эксбрайя. Болонская кадриль " - читать интересную книгу автора

британского M1-5, Майк Мортон из американского ЦРУ отошел от газетного
киоска, а Наташа Андреева из советского ГРУ поспешно поставила на стол
чашечку с кофе. Все трое бросились к выходу вслед за Жаком, и три пары глаз
не отрываясь сверлили кейс, крепко зажатый в его руке. Знаменитое шестое
чувство, присущее всем шпионам, предупредило Субрэя о грозящей опасности. Он
быстро огляделся, но не заметил противников, хотя и чувствовал, что они
где-то рядом. Еще не зная ни того, кто на него нападет, ни откуда последует
удар, Жак с бьющимся сердцем ожидал развития событий. Однако он совершенно
беспрепятственно добрался до контрольного пункта на выходе и предъявил
служащему билет. Немного успокоившись, он прошел по коридору среди ожидающих
и поднял руку, подзывая такси. Но тут откуда-то справа неожиданно выскочила
молодая женщина и кинулась к нему. Инстинкт профессионала заставил Субрэя
еще крепче сжать ручку кейса, но лучше бы он позаботился о том, чтобы
закрыть лицо, поскольку незнакомка с ходу влепила ему такую звонкую
пощечину, что сразу привлекла внимание всех болонцев обоего пола,
наблюдавших эту волнующую сцену. А он-то мечтал попасть в родной город как
можно незаметнее, - и вот нате вам пожалуйста! Ни Мортон, ни Хантер, ни
Андреева не ожидали подобного скандала и остановились в полной
растерянности. Они выглядели не менее удивленными, чем Жак, которого
очаровательная воительница так громко осыпала проклятиями, что слушатели не
упустили ни единого звука.
- Во имя всех святых! Ты все-таки решил вернуться, чудовище? Уж не
угрызения ли совести тебя сюда привели? Подумать только, я порчу себе кровь,
истекаю слезами, а ты и минуты не нашел, чтобы меня предупредить! Ну,
признавайся, ты ездил к женщине? Я гроблю на тебя свою молодость, и вот как
ты со мной обращаешься?! И что только Господь Бог дал тебе вместо сердца,
мерзавец ты этакий!
По окружившей их толпе пробежал одобрительный шепот. Да, у этой девушки
есть и класс, и темперамент, но никакой вульгарности! Итальянцы - величайшие
мастера во всем, что касается криков, приступов отчаяния, проклятий и
упреков и в то же время истинные ценители подобных эмоциональных всплесков,
несравненные их знатоки. Зрители в первом ряду сочувственно кивали. Что до
Субрэя, то он испытывал легкое головокружение и мучительно пытался отогнать
дурной сон. Лихорадочно роясь в памяти, Жак вспоминал, видел ли он
когда-нибудь эту женщину. О да, конечно, он очень многим клялся в вечной
любви, но этой, невзирая на все свои старания, честное слово, припомнить
никак не мог... А незнакомка тут же воспользовалась молчанием француза.
- И даже то, что наша малютка, которую ты бросил, умирает с голоду,
нисколько тебя не трогает, да? Слышал бы ты, как она зовет своего папу, наша
маленькая Пия...
Узнав, что он неведомо для себя стал еще и отцом, Субрэй на мгновение
остолбенел. Толпа немедленно встала на сторону обиженной. Женщины выражали
сочувствие брошенной матери причитаниями, а мужчины громко рассуждали о том,
какие отъявленные негодяи встречаются порой в этой юдоли скорби. Какая-то
девушка во всеуслышание заявила, что, случись такое с ней самой, она бы
прикончила того, кто обманул ее доверие, и скорее дважды, чем один раз. Ее
горячо поддержали. Тем временем незнакомка, вцепившись в Жака, продолжала
кричать, но теперь в ее голосе слышались рыдания, а по щекам текли слезы.
- Скажи, мой Джакомо... неужели ты меня больше не любишь? Ты навсегда
оставил свою Ренату?