"Александр Александрович Фадеев. Черная металлургия (Главы из романа)" - читать интересную книгу автора

Если у Павлуши Кузнецова бывали гости - товарищи по работе, приезжие
люди из других городов Урала, Сибири, из Москвы, с Украины, - и у него
распахивались все окна настежь. Но не тогда, когда приезжал Федор
Никонович...
Впрочем, старик, ослепленный великолепием жизни младшего сына, в этот
вечер, как и в прежние, не придавал значения закрытым окнам и дверям; он
кричал и пел своим все еще могучим голосом, и только Захар все понимал и
сердился.
Когда старика уложили, у всех было такое ощущение, будто здесь только
что буря прошумела, а теперь неестественно тихо, хотя Захар был уже сильно
пьян и молол всякий вздор.
Казалось, кому бы, как не жене, увести подгулявшего мужа, когда он не
понимает, что уже в тягость хозяевам, но Дуня равнодушно относилась к тому,
был ли Захар пьян, здоров, болен, работал ли, гулял ли. В первое время, как
они породнились, Тине казалось, что равнодушие Дуни напускное: не сумела
подобрать узды на мужа и приучилась так держать себя на людях, чтобы не
унижаться. Наверно, так оно и началось когда-то, но теперь Дуня была
равнодушна ко всему на свете и прежде всего равнодушна к самой себе. Это
сказывалось и на ее внешности: с годами она все больше расплывалась,
одевалась абы как, ей все равно было, причесана она или растрепана, похоже
было, она не всегда и умывается. Тина замечала, что Дуня равнодушна даже к
болезням детей своих. Она призналась Тине, что и супружеские-то обязанности
выполняет без удовольствия, а потому, что так надо.
Захар привел ее сюда, чтобы оказать отцу почет в первый день приезда, -
обычно он никуда не брал ее с собой. Она ему ни в чем не была помехой, но
оскучняла его жизнь - жизнь тридцатилетнего мастерового, люкового на
коксовых печах, который пошел на эту тяжелую работу только из-за того, что
она не требовала особой квалификации и хорошо оплачивалась. Он не собирался
менять свою должность на лучшую, но не мог и ниже опуститься, так как был
здоров, не изнашивался ни от работы, ни от пьянства. Но счастье своей жизни
он видел не в работе, а в том, чтобы прожить до конца дней своих, получая
все доступные по его заработку, и по заработку родных, и по заработку
товарищей блага и удовольствия, заключавшиеся для него главным образом в
вине, табаке, вкусной пище, а при случае, если этого можно было достичь без
хлопот и без последствий, в удовольствии от женщин и в том шумном веселье,
какое можно было получать от умелого сочетания первого, второго и третьего
и, по возможности, четвертого.
По внешности братья были поразительно схожи, только старший крупнее и
более силен. Но все, что у Павлуши было смягчено мальчишеской ухваткой,
освещено умным и лукавым выражением больших серых глаз, все это у Захара
было грубее, топорней, мутнее, лишено живинки. У Павлуши все говорило, что
это человек-созидатель, у Захара, что это человек-потребитель.
Но если не предъявлять человеку требований духовного роста и
приумножения способностей в труде, Захар Кузнецов был вовсе не плохим
рабочим: не имел за двенадцать лет тяжелой работы на коксовых печах ни
одного прогула и взыскания, что объяснялось отчасти его нечеловеческим
здоровьем, а больше - пониманием собственной выгоды. Он был необыкновенно
ловок и изворотлив, когда возникала возможность выпить и погулять за чужой
счет, но и сам был не скуп, имея для этого тем большую возможность, чем
легкомысленнее год от года смотрел на свои обязательства по отношению к