"Александр Александрович Фадеев. Черная металлургия (Главы из романа)" - читать интересную книгу автора

Он стоял перед женой с мальчишеским, виноватым и добрым выражением,
немного медвежеватый и в то же время ловкий, весь какой-то уютный, круглый -
в плечах и особенно по манере держать сильные руки, округлив их в локтях.
Выцветшая от солнца, когда-то темно-серая двойка в то время, когда они
поженились, была его парадным костюмом. Теперь это была обычная его одежда,
в которой он летом ходил на работу, заправив брюки в порыжелые сапоги с
короткими широкими голенищами. Единственный вид щегольства, какой он себе
позволял, когда шел на работу, - это обязательно свежая, совершенно свежая,
на этот раз голубая рубашка с отложным воротничком, расстегнутая на две
пуговички у шеи. В открытом треугольнике груди так обильно курчавились
волосы, что даже закрывали отстегнутые краешки рубашки. Кепка, еще более
выцветшая, чем костюм, была по манере Павлуши немножко больше, чем положено,
надвинута на лоб. Жена не могла видеть, но она увидела и даже точно
коснулась его круглого затылка, обросшего мягкими русыми волосами, чуть
рыжеватыми и чуть курчавившимися. Это было самое юное и самое мальчишеское
из всего юного и мальчишеского, сохраненного им почти нерушимо с тех самых
пор, как они познакомились, когда он учился в пятнадцатом ремесленном
училище, а она - в четвертом.
Она снова увидела мужа таким, каким его любила, и все, что так мучило
ее, опять ничем не разрешилось.
- Ах, Павлуша!.. - сказала она голосом, полным невыразимой печали.
- Ну что ты, Тинка, право, разве же я серьезно! - сказал он, поняв, что
она отступила.
Валька, ловкий круглый увалень, весь в отца, вкатился в переднюю,
подхватил младшего брата под мышки и молча поволок его, ревущего, в
столовую.
- Эй вы, артисты! Некогда мне сапоги снимать, а не то добрался бы я до
ваших ушей, - не повышая голоса, сказал Павлуша. - Тинка, ну видишь? - И он,
еще больше округлив руки в локтях, указал жене на свои сапоги и на вымытый
пол передней. - Посмотри, в самом деле, не зашибся ли?
Она инстинктивно боялась коснуться мокрыми руками розового халатика, но
ей вовсе было не жалко этого халатика, и теперь она обтерла о него руки,
проведя по бедрам, снизу вверх и сверху вниз, лицевой и тыльной сторонами
ладоней. Она сделала это уже на ходу, она уже была возле детей.
Она подхватила младшего, Алешку, на руки, утерла ему нос углом
халатика, обнажив на солнце белую ногу, тонкую у щиколотки и неожиданно
полную, женственную у бедра. В этом наивном материнском движении сказалась и
привычка к мужу, человеку настолько близкому, кого и в голову не может
прийти стесняться. Он и в самом деле не обратил внимания на жест ее. Он
удовлетворенно смотрел, как жена легко перенесла Алешку на левую руку и,
присев на корточки, подняла с полу коробку, вложила эту коробку в пальцы
левой руки, а правой начала собирать конфетки, приговаривая:
- А! А!.. Какие ладненькие!.. А! А!..
Алешка продолжал реветь, и мать сунула ему в рот клюковку в сахаре.
В своей семье, семье Борозновых, Тина с детства была приучена к чистоте
и опрятности. В ремесленное училище она, как и Павлуша, поступила уже с
семилетним образованием. Но никто и никогда не учил Тину, как обращаться с
детьми и как их воспитывать. И она не видела ничего предосудительного в том,
чтобы сунуть в рот плачущему ребенку конфетку с пола. Не видел в этом ничего
предосудительного и Павлуша.