"Александр Александрович Фадеев. Последний из удэге (Роман)" - читать интересную книгу автора

Несколько секунд слышны были только их тяжелые шаги в тумане.
- На денек забежим, пожалуй, - глухо сказал Мартемьянов.


VII

Лена приехала в Скобеевку через неделю после того, как Мартемьянов и
Сережа отправились в свой поход по области.
С чувством робости, грусти, смутной надежды и обреченности переступила
она порог отчего дома. В доме жили чужие люди. Положив у ног саквояж с
кое-каким бельем, двумя платьями и парой туфель без каблуков - весь ее
багаж, - Лена, в коричневом мятом сарафане, с запыленными после дороги
ресницами, сидела на кухне на сундуке, потная и несчастная.
- Вот ты какая стала. Бедная ты моя, бедная...
Аксинья Наумовна - старая прислуга Костенецких, приехавшая с ними еще
из России и жившая в доме на правах члена семьи, - подперев щеку, с жалостью
смотрела на Лену.
- И запылилась-то вся, да уж я тебя вымою, кралечку нашу, - и вымою, и
почищу, и накормлю, - говорила она, смахивая мизинцем слезу.
- А папа тоже в отъезде?
- В больнице папа... Не знаю, куда уж и пристроить тебя...
В комнатах стояли чужие запахи. Большой портрет матери по-прежнему
висел в столовой. И как же все стронулось в Лене, когда она встретила милый
усталый взгляд! Мама!.. Десять лет прошло, целая жизнь...
Тот же старинный громоздкий буфет у стены, с посудой на верхних полках
и комплектами "Нивы" и "Русского богатства" на нижних; буфет точно
приземистей стал, одряхлел. В детской - две чужие кровати; грубые одеяла,
полотенца; солдатское ружье в углу.
Аксинья Наумовна ходила следом.
- Да ты умойся, поешь, - говорила она, - сейчас я велю баньку... баньку
тебе...
Она поднесла к глазам передник.
Лена, отказавшись от еды и так и не умывшись, пошла в больницу к отцу.
Был какой-то праздник; весь больничный двор был заставлен подводами с
больными из соседних деревень. Низкорослые разномастные лошади уныло жевали
соломку у коновязей. Мужики в чистых рубахах и бабы в белых платочках и
выцветших повойниках, - некоторые с ребятами, - ожидая приема, группами
сидели на лужайке, на крыльце или спали на возах.
Полно народу было и в приемной. Лену обдал больничный запах, так хорошо
знакомый ей: последние полгода она работала сестрой в колчаковском
госпитале. В амбулатории, где больных принимал старший фельдшер, Лене
сказали, что доктор занят на операции, но скоро освободится. Не назвав себя,
Лена вернулась в приемную и робко села рядом с толстой старухой в валенках
на белую засиженную скамью, откуда только что поднялся вызванный на прием
парень с пустым рукавом.
Из полуоткрытых дверей в больничный коридор доносилось шарканье туфель,
бренчанье тазов, и в то же время там чувствовалась та особенная тревожная
тишина, какая бывает во время операции. И эта тишина, все эти больничные
звуки и запахи, напоминавшие о людских страданиях, отдавались в Лене одной
тоненькой, мучительно звенящей нотой.