"Александр Александрович Фадеев. Последний из удэге (Роман)" - читать интересную книгу автора

скобеевском доме, и сразу все стало на свое место... Да, да, ей всего девять
лет, а ему шесть. Два дня тому назад похоронили мать. В комнатах стоит еще
та тишина после покойника, в которой каждый звук страшен. Люди говорят
вполголоса. Слышно, как Софья Михайловна - сестра матери и жена Гиммера -
распоряжается укладкой вещей. Завтра она возвращается в город и забирает с
собой Лену. Но Сережа не придает этому никакого значения.
Они сидят на корточках - Лена и он - в темной передней и с любопытством
наблюдают за тем, как умирает маленький русый зайчишка. В сенях неуютно,
холодно, пахнет полынью, - они только что нарвали ее в огороде. Зайчишка
чуть дышит потненькими боками.
- Он есть хочет, - басом говорит Сережа.
- Не-ет... - Лена задумчиво смотрит на Сережу. - Слушай, - говорит она
вдруг жестоким, искусительным шепотом, - тебе кого больше жалко...
Она не договаривает, но Сережа видит, как тихо вздрагивают ее большие
изогнутые ресницы.
"Бедная мама! - растроганно думал он, шагая из угла в угол. - Бедная
мама!.. Зачем она завещала отдать ее? Но разве она знала, что ей будет там
плохо?.."
Маленькая Лена, образ которой так живо возник перед ним, совсем не
походила на ту, которая приехала теперь в Скобеевку, и сам Сережа, казалось,
был теперь совсем другой. Но детские воспоминания вызывали в нем столько
родных непререкаемых ощущений, что ему нестерпимо захотелось домой. Он влез
с ногами на подоконник, обхватил руками колени и сразу точно перенесся в
другой, бестрепетный мир - тишайший мир родительских комнат. Он не слушал, о
чем еще говорили по аппарату Мартемьянов с Сурковым, как Мартемьянов давал
наставления Крынкину, чтобы выборы на съезд среди орочей уже провели без
них, а главное - чтобы скорей высылали отряды и "чтоб все было аккуратно", -
очнулся только тогда, когда Мартемьянов встряхнул его за плечо и нужно было
уже уходить.
На улице они распрощались с Крынкиным. Густой беловатый туман окутывал
город, - огни мутнели и расплывались в тумане. Влажный, неслышный, как
дыхание, шорох реял над холодеющей землей. Но город еще не спал. Сережа
разобрал слова дальней песни:

Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне...

Дальний хор подхватывал:

Под деревцем развесистым
Задумчив бур сидел...

Сереже почудились вдруг слабые огни на той стороне залива.
- Что там горит? - спросил он.
- Где? - Мартемьянов обернулся. - А, так это и есть Шимынь, - сказал он
возбужденно, - поселок китайский... Помнишь, что удэгей называл?..
"Удэге?" - с удивлением подумал Сережа.
- А мы зайдем к ним? - спросил он, чувствуя, что едва не совершил
сейчас измены, которой никогда бы не простил себе.
- К кому? К удэгеям?..