"Александр Александрович Фадеев. Землетрясение" - читать интересную книгу автора

только тогда, когда ее оскаленная пасть возникла над ним и страшный рев едва
не оглушил его. Старику ничего не оставалось, как загнать собственную руку в
разверстую перед ним пасть поглубже. Тигрица, стеня и задыхаясь, грызла его
руку, а сыновья Кондрата Фроловича, боясь стрелять, чтобы не попасть в отца,
по очереди били ее винчестерами по голове, пока не сломали винчестеры. И уж
сам старик, изловчившись, с левой руки запустил ей кинжал под сердце.
Вынужденный месяцами молчать в лесу, Кондрат Фролович любил поговорить
на людях и всю дорогу занимал Шутку и Майгулу степенным своим разговором.
Разговор начался с того, что Майгула спросил:
- И как это ты, дед, тигров не боишься? Ведь злые!
- А чего мне их бояться, коли я знаю, они больше меня боятся, - сказал
старик. - Правда, охотнички наши любят порассказывать: мол, на того кот
напал, на того - медведь, да то все не истинно. Самый дикой зверь норовит от
человека уйти. Зверь напротив человека идет, уж когда ему деваться некуда.
Страшней зверя, как человек, в тайге нет.
Тут Кондрат Фролович от зверей перешел к человечеству, и выяснилось,
что о человечестве он самого тяжелого мнения.
- Люди не только зверю, они друг другу страшны, человек сам себе
страшен, - говорил старик. - Годов тому двадцать водил я экспедицию - один
образованный полковник места наши на карту снимал. Раз он мне говорит: "До
чего ты, Кондрат Фролович, простой, как ребенок, у тебя и глаз детский". А я
ему говорю: "Что ж глаз, когда в сердце у меня коршун". - "Нет, говорит,
человек ты очень благородный, а все оттого, что ты на природе живешь". А я
ему говорю: "От природы в нас не может быть благородства. Когда б мы,
мужики, над ней господа были, может, и было б в нас от нее благородство, а
мы по ней ходим. По будням ворочаем пни до кровавого пота, а в праздники с
устатку водку пьем, а к вечеру друг друга режем, - тоска да ненависть в нас
от нее, а благородства нет". - "А посмотри, говорит, на гольдов: совсем
дикой народ, а живут на природе, как дети, разве нет в них благородства?" -
"Благородство в них есть, - это я ему говорю, - да это, говорю, потому, что
у них промеж себя братский закон, а природа для них - мачеха, и они ее
боятся". Так и не переговорил он меня. Да и правда: плохо, очень плоховато
мы живем. И сколько ни бьемся за правильность, а оно все на старое.
Землетрясение, что ли, какое на людей напустить? Пущай бы уж всю землю
перетрясло. Поди, те, кто живы б остались, по-новому жить начали. От страху,
- пояснил старик и, посмотрев на парней серыми своими глазами, улыбнулся.
Так дошли они до ключа и сели под кедром перекусить перед тем, как
расстаться. Поели, и вдруг Кондрат Фролович говорит:
- А не завидую я вам, ребята. Страшная ваша путь-дорога. Ведь это какая
тайга? Это тайга мертвая. Тут ни птица, ни зверь не водится, и ветр сюда не
достигает. Тишь-то какая!
Он снял шапку и прислушался, и глаза у него стали какие-то лешачьи.
Майгула и Шутка тоже подняли головы и прислушались. Непролазная чаща, как
стена, стояла перед ними, ни один лист не шевелился - ни дуновения, ни
шороха, только ключ слабо звенел. Парни покосились на старика, потом друг на
друга и, по молодости лет, рассмеялись.


2