"Александр Александрович Фадеев. Землетрясение" - читать интересную книгу автора

самого моря.
Думали ли парни, когда стояли под звездным небом на гребне Бархатного
перевала, что одному из них предстоит уничтожить этот перевал начисто? А
между тем это было так. Шутка готовился взорвать Бархатный перевал. Он
заложил в него двадцать шесть вагонов аммонала - случай, невиданный за все
время существования людей на земле. Перевал, знаменитый на весь край, стоял
начиненный, как пирог с капустой, и только ждал, когда его съедят. Прибыл
даже человек с двумя аппаратами, большим и маленьким, чтобы заснять этот
взрыв на кино и потом показывать его всем людям.
Вечером они втроем поехали в закрытой дрезине по дороге, построенной
Шуткой, а к утру уже были в Ольховке: они наметили прихватить с собой
Кондрата Фроловича.
В Ольховке как раз шло распределение доходов. По пыльной улице двигался
обоз с зерном - пятнадцать подвод, и на каждой по шесть, а то и по семь
мешков. Все это зерно заработала семья колхозника Ивана Прутикова.
Позади обоза перед группой колхозников шел оркестр в пять труб. Каждая
труба играла по-разному, так что нельзя было идти в ногу. Но на трубах пышно
сверкало солнце, на возах полыхали кумачные флаги, и всем было очень весело.
Когда обоз подкатил ко двору Ивана Прутикова, председатель колхоза
кинулся отворять ворота, а оркестр заиграл громче - каждая труба по-разному.
Семья Прутиковых - шестнадцать душ вместе с детьми - высыпала из избы на
двор. Иван Прутиков - мужичок рябенький, как наперсток, выбежал к воротам,
остановился и прижал к груди сплющенные кулачки.
Председатель достал бумажку и начал читать, сколько семья Прутикова
выработала трудодней и сколько ей причитается хлеба. Но Иван Прутиков не
слышал председателя, а все прижимал к груди сплющенные кулачки и спрашивал:
- Это мне? Это все мне?
Он был так испуган своим богатством, что все, даже собственные дети,
стали смеяться над ним. Кинооператор, вынув из чехла маленький аппарат, стал
наводить его то на обоз, то на оркестр, то на Ивана Прутикова. А Майгула
стоял, утирая слезы, и думал о том, как трудно все это передать красками на
полотне: в жизни все изменялось, все двигалось вперед, а на полотне все
получалось неподвижным.
Они застали Кондрата Фроловича дома. Кондрат Фролович, в очках, сидел
за столом и разглядывал детский глобус. Старик повертывал его из стороны в
сторону обеими руками, как врач повертывает голову больного, рассматривая
больное горло или глаз.
Услышав приветствия, старик снял очки и сказал:
- Гости-то какие!..
Он был еще могуч, только борода его сплошь взялась сединой, и он, чтобы
по ночам не пугать детей, укоротил ее почти втрое.
- Видишь, какой он стал благородный! - сказал Шутка, подмигнув Майгуле.
- Теперь я могу быть благородным, - степенно согласился старик и даже
не улыбнулся. Потом, ткнув глобус огромным указательным пальцем, он сказал:
- Я все гляжу, сколько морей на сей планете. Очень их многовато. Нам
подводные лодки надо строить. Побольше подводных лодок... - И он так крутнул
глобус, что все великие моря и страны слились в одно пестрое.
К Бархатному перевалу они ехали уже вчетвером. Ехали медленно, - тут
рельсы были уложены только начерно.
Конечно, теперь ничего нельзя было узнать от прежнего. Мертвая тайга