"Юрий Александрович Фанкин. Ястребиный князь (Повесть) " - читать интересную книгу автора

помогало. Слава богу, нашелся добрый человек, присоветовал: "А ты князьковой
кровью стволы смажь!" И что же ты думаешь? Заполевал дед заячьего князька из
другого ружья, смазал стволины - и снова кум королю.
- Где же я этого князька отыщу? - вырвалось у Полудина.
- А это уж твоя забота! - сурово сказал Ерофеич. - Его к твоему ружью
не привяжут.
Порою достаточно бросить одно поклёвистое словцо, чтобы увлечь человека
мечтой и надеждой.
"Чепуха! Охотничьи сказки! - пытался сопротивляться Полудин, но слово
сладостно поддразнивало слух: - Князь! Князек!" - и в который раз он
отчетливо представлял вылетающего из болотной залежи дупелиного князя.
Почему он тогда не заполевал его?
Заряженный "шестеркой" "Пордэй" был у него в руках, а набравший
осеннего жирка князь не сразу затерялся среди еловых нависей. Уже тогда
Полудин неплохо стрелял навскидку и мог бы вполне взять дупеля в угон. Что
же помешало ему?
Он вспомнил свой восторг и удивление. Какие-то доли секунды Полудин
напряженно соображал, что это за птица, - стрелять в незнакомую дичь он не
мог, - и этого времени вполне хватило, чтобы охотничья жар-птица исчезла
навсегда...
В октябре, на Астафьев день, когда чернёвая птица, облетев с печальным
криком знакомые камышовые присады, устремилась к старым пролетным путям, а
кряковые утки и гуси еще ватажились и гурьбились на чистинах, возле
заберегов, Полудин решил попрощаться с Озером до весны. Как это иногда
бывало, он попытался прикрыть главное, не каждому понятное желание завесой
самых обыкновенных дел: нужно было взять маленький зачехленный топорик,
спрятанный в последней засидке, перенести лодку из затона на высокое,
недоступное водополью место, а заодно проверить ижевскую двустволку.
Добравшись до Озера, он зарядил ружье и долго, глядя на воду, сидел на
дубовой коряжине.
За спиной пошумливал, потрескивал матерый красноствольный лес; иногда
под старческий хохоток глухо падали сосны - это шалили, пугая
припозднившихся охотников и грибников, лешие, которым предстояло покинуть
нахоженные тропы и пережидать снежную лють в звериных норах.
Озеро словно вымерло. Почти все птицы-зимняки покинули золотые, с
темным изумрудом берега, подтянулись к домам и огородам, и среди глубокого
птичьего затишья как-то легкомысленно звучала песня пеночки-теньковки.
Пытаясь смахнуть с себя непрестанно падающие листья, Полудин обнаружил
на коленях ружье, показавшееся ему незнакомым после старого "Пордэя".
Мысленно видя перед собой князька, охотник встал, прижал приклад к
плечу и попытался выцелить севшую на воду чайку. Конец ствола немного
погуливал, и белая птица помаргивала в ружейной прорези. Он попытался
принять более устойчивую стойку, разгреб носком сапога лиственную опадь, но
ствол все равно подрагивал, словно удилище при слабой поклевке, и Полудин,
грешивший на свою отвычку, вдруг понял, что "ижевка", в отличие от "Пордэя",
не так прикладиста.
"Как же я раньше этого не заметил?" - удивился Полудин.
Несколько лет тому назад он брал на охоту "ижевку" и почему-то при
стрельбе не испытывал особенного неудобства: ложе довольно плотно прилегало
к плечу. Может быть, все дело в том, что его правое плечо от долгого сиденья