"Юрий Александрович Фанкин. Ястребиный князь (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Чем же ты своего ястребка кормить собираешься? Наверное, парным
мясом?
Полудин рассмеялся.
Накануне первой охотничьей зорьки Полковник заехал за Полудиным.
Довольно тучный, в пятнистой камуфляжной форме, пахнущий весенним солнцем,
талой водой и лодочной дегтярной смолкой, он сразу заполнил собой коридор
полудинской квартиры. Размашисто стиснул руку Полудину, заглянул в его
писательский закуток, заваленный книгами и бумажным листопадом:
- Все творишь?
Наклонившись к улыбающейся сестрице, приветливо щекотнул темным, с
проседью, усом:
- Все ворчишь?
И по-московски торопливый, всей душой нацеленный на долгожданную охоту,
стал шевелить Полудина:
- Так. Эту сумку брать? Спальник тоже? С чем у тебя корзина?
Квитка, повизгивая, радостно пласталась у двери. Полудин решил,
захватить на охоту оба ружья.
- Ты что, на войну собрался? - спросила жена.
- На мировую, утиную! - ответил за Полудина Полковник.
Последние секунды напоминали побег. Нагруженные охотники вслед за
вылетевшей пулей Квиткой протиснулись в дверь, скомкав самотканые половики.
Полудин только отметил быстрым взглядом непорядок, но не нагнулся, чтобы
поправить.
Жена пальнула в угон:
- Вы там поменьше пейте!
Однако отлетные птицы были крепкого осеннего пера, к тому же какой
смысл палить по распустившемуся охвостью? Полковник только бодро крякнул, а
Полудин улыбнулся своей обычной улыбкой с застоявшейся грустинкой.
Взвыл синий "жигуленок", и под грохот салонной музыки, создающей
ощущение бесшабашной праздничности, они покатили по асфальтовому, со свежими
выбоинами шоссе.
Полудин всегда любил дорогу, ведущую к Озеру. На днях он закончил
большую повесть, которая, казалось, вычерпала всю его душу, выбрала из
заветных сусеков самые самородные слова, которые он копил в течение жизни, и
писатель, опустошенный, словно колодец в знойную работную пору, с
болезненным вниманием вглядывался теперь в ожившие скворешни дачных домиков,
вчерашние колхозные поля, заросшие травяной дурниной и частой, как гребешок,
березовой жиделью. Кое-где на сером рубище полей яркими заплатами выделялись
зеленя. Укропчатые метелки гигантского борщевика, подступающего к песчаным
обочинам, казались вырезанными из ржавой жести, и было несколько
удивительно, что они, покачиваясь, не издают глухариного металлического
скирканья. На быстро линяющих буграх, на самом припеке, желтели лепешечки
мать-и-мачехи, а съёжившийся снежок в синеватой тени очень напоминал
притаившегося зайца-беляка.
В прорезь открытого окна упруго, напористо бил ветер, в котором
угадывались горечь размочаленных трав и пряный дух оттаявшей земли. У
Полудина, выбравшегося из творческой неволи, сладко кружилась голова.
Казалось невероятным, что через каких-то полчаса он увидит Озеро, то самое
Озеро, с которым он мысленно не расставался. За время писательской засидки
Полудин по-своему обжил это Озеро, заметно привык, и теперь где-то в глубине