"Джон Фанте. Дорога на Лос-Анжелес" - читать интересную книгу автора

Лос-Анжелесской Публички. Сегодня дежурила мисс Хопкинс. Ее светлые волосы
были длинны и туго зачесаны. Я постоянно думал о том, как уткнуться в них
лицом, чтобы ощутить их запах. Мне хотелось почувствовать их у себя в
кулаках. Но она была так прекрасна, что я едва мог с нею заговорить. Она
улыбнулась. Я, не успев отдышаться, бросил взгляд на часы.
- Думал, не успею, - сказал я.
Она ответила, что у меня еще есть несколько минут. Я осмотрел весь ее
стол и обрадовался, что на ней сегодня просторное платье. Если получится
заставить ее под каким-нибудь предлогом пройти по залу, то, может, мне
повезет, и я увижу под ним силуэты ее ног. Мне всегда было интересно, как
они выглядят под этими блестящими чулками. Она не была занята ничем
особенным. Только двое каких-то стариков читали газеты. Она отметила моего
Ницше, пока я переводил дух.
- Вы не покажете мне секцию истории? - спросил я.
Она улыбнулась в знак того, что покажет, и я последовал за нею. Какое
разочарование. Платье не того типа - светло-синее; не просвечивало. Я
наблюдал за изгибами ее пяток. Мне хотелось их расцеловать. У полок
Истории она обернулась и почувствовала, что я о ней глубоко думаю. Я
ощутил, как ее пробило холодом. Она вернулась к своему столу. Я вытягивал
с полок книги и ставил их на место. Она по-прежнему чувствовала мои мысли,
но я не хотел думать ни о чем другом. Она скрестила под столом ноги.
Чудесны они были. Мне хотелось их обнять.

Глаза наши встретились, и она улыбнулась. Улыбка ее говорила: давай,
смотри, если нравится; я с этим ничего поделать не могу, хотя по
физиономии тебе съездить мне хочется. А я хотел с нею поговорить. Я мог бы
процитировать ей что-нибудь роскошное из Ницше; тот отрывок из Заратустры
про сладострастие. Ах!
Но процитировать его я никогда бы в жизни не смог.
Она позвонила в колокольчик в девять. Я поспешил к Философии и схватил
то, что попалось под руку. Еще один Ницше: Человек и Сверхчеловек. Я знал,
что это на нее подействует. Прежде, чем поставить штампик, она пролистнула
несколько страниц.
- Ух! - сказала она. - Ну и книжки ты читаешь!
Я ответил:
- Хо. Это еще что. Я никогда не читаю безделиц.
Она улыбнулась мне на прощанье, и я сказал:
- Сегодня колоссальная ночь, эфемерно колоссальная.
- Вот как? - отозвалась она.
И странновато на меня посмотрела, почесав кончиком карандаша в волосах.
Я сдал назад, вывалился в дверь и едва не оступился. Снаружи мне стало
паршивее, поскольку ночь была вовсе не колоссальной, а холодной и
туманной, уличные фонари смутно светились в дымке. У обочины стояла машина
с мужчиной за рулем и работавшим мотором. Он ждал, чтобы отвезти мисс
Хопкинс обратно в Лос-Анжелес.
Мне показалось, что он выглядит, как полный ублюдок. Читал ли он
Шпенглера?
Знает ли он, что Запад закатывается? И что он собирается с этим делать?
Ничего!
Он быдло и хам. Пошел он вообще.