"Джон Фанте. Подожди до весны, Бандини" - читать интересную книгу автора

но знал, что улыбка играет у нее на лице, это довольство ночи, так
влюбленное во тьму, и тайные огоньки согревают ее лицо. В такие минуты он
ненавидел их обоих, но ненависть к ней была сильнее. Ему хотелось плюнуть
в нее, и долго еще после того, как она уходила к себе, ненависть не
отлипала от его лица, и даже мускулы на щеках от нее уставали.
Завтрак был готов. Он слышал, как отец просит кофе. Почему обязательно
нужно все время орать? Он что, тихо разговаривать не может? Все по
соседству знают, что происходит у них в доме, поскольку отец постоянно
орет. Семья Мори рядышком - никогда и не пикнут, никогда; тихие
американские люди. Отцу же его недостаточно того, что он итальянец,
обязательно нужно быть шумным итальянцем.
- Артуро, - позвала его мать. - Завтракать.
Как будто он не знал, что завтрак готов! Как будто все в Колорадо уже
не знали к этому моменту, что семейство Бандини завтракает!
Он терпеть не мог ни мыла, ни воды, и никогда не мог понять, зачем
нужно умывать лицо каждое утро. Ванную он ненавидел потому, что в ней не
было ванны. Он ненавидел зубные щетки. Он ненавидел ту пасту, которую
покупала мать. Он ненавидел семейную расческу, вечно забитую раствором из
отцовских волос, а собственные волосы презирал, потому что они никогда не
приглаживались. Превыше всего он ненавидел собственную физиономию,
заляпанную веснушками, будто десять тысяч пенни рассыпали по ковру.
Единственное, что ему в ванной нравилось, - это половица, отходившая в
самом углу. Здесь он прятал Багровое Преступление и Сказки Ужаса.
- Артуро! Яйца остынут.
Яйца. Ох, Господи, как он ненавидел яйца.
Остыть-то они остыли, это ничего; но не стали же они холоднее взгляда
его отца, зыркнувшего на него, когда он садился. Тут он вспомнил, и взгляд
этот подтвердил, что мать наябедничала. Ох, Иисусе! Подумать только -
родная мать на него стучит! Бандини кивнул в сторону окна с восемью
стеклами на дальней стороне кухни; одного не хватало, отверстие заткнуто
кухонным полотенцем.
- Так ты, значит, сунул брата головой в окно?
Для Федерико это было чересчур. Он все увидел заново: Артуро сердится,
Артуро толкает его в окно, хруст стекла. Неожиданно Федерико заплакал.
Вчера вечером он не плакал, а теперь вспомнил: из-под волос течет кровь,
мама промывает ему рану и говорит, чтобы был храбрым. Ужасно. Почему он
вчера вечером не заплакал? Этого он не помнил, а сейчас вот расплакался, и
костяшки его пальцев выкручивали слезы прямо из глаз.
- Заткнись! - велел Бандини.
- А если бы тебя кто-нибудь головой в окно, - всхлипнул Федерико, -
сам бы что, не заплакал?
Артуро его презирал. Почему обязательно нужен младший брат? Зачем
понадобилось стоять возле окна? Что это за люди такие - вопсы?(1) Ну, вот
посмотреть на его отца, к примеру. Как он давит яйца вилкой - показать,
как он зол. На желток, размазанный по подбородку! И на его усы. Еще бы -
и вопс он, и даго(2), а потому усы надо носить, но неужели эти яйца через
уши вливать обязательно? Он что, рта найти не может? Ох уж эти итальянцы,
Господи!
Зато Федерико уже успокоился. Вчерашнее мученичество его больше не
интересовало; у себя в молоке он нашел крошку хлеба, и та напомнила ему