"Филип Фармер. Властелин тигр" - читать интересную книгу автора

потрясением, настолько мало он походил на своих родителей. Ему ведь так
хотелось быть на них похожим, быть сыном своего отца, яблоком от яблони - но
в зеркале неумолимо отражались огромные, ни на что не похожие серые глаза,
прямой тонкий нос и узкая щелочка губ!
Позже, примирившись с неизбежностью, Рас утешал себя мыслью, что
унаследовал, пусть даже с некоторыми изменениями, черты матери.
Но в тот день - он запечатлелся в памяти как День зеркала - Рас всерьез
усомнился в родстве с Мирьям и Юсуфу. И примерно тогда же заподозрил, что
они вовсе не обезьяны, как уверяют. А если даже и обезьяны, то отнюдь не
шимпанзе или гориллы или еще какие-то известные ему виды. И начал приставать
к ним с расспросами. Угрозы наказать мало помогали родителям; отговорки и
экивоки не удовлетворяли Раса, и полгода спустя Мирьям сдалась. Она открыла
мальчику, что Юсуфу не отец ему, а отчим, и поселился с ними уже после
рождения Раса. Признание было сделано, пока Юсуфу ходил на рыбалку. Но
сомнения Раса в подлинности ее материнства Мирьям отвергла наотрез и
поведала, что истинный отец мальчика - сам Игзайбер.
Ох, непросто было Расу поверить, что он - сын Бога. Мирьям
нарассказывала ему об этом столько всевозможных баек, что со временем
мальчику пришлось выстроить самостоятельную версию собственного
происхождения.
Что же до Юсуфу, так тот просто признался, что не отец Расу. Но любит
его даже больше, чем собственного сына. Рас так пропорционально сложен, у
него такие красивые руки и ноги, он просто прекрасен - и он, Юсуфу, никогда
с ним не расстанется. Вот Мирьям, ту пусть забирает к себе Игзайбер. Меньше
мучений! Даже Игзайберу не по силам порой заткнуть фонтан ее красноречия! А
ее норов - точно у верблюдицы, страдающей запором в брачный период!
Смысл приведенного сравнения почти ускользнул от Раса - он никогда не
видел верблюдов воочию, они не водились ни на равнине, ни в джунглях. Лишь
помнил картинку из книжки в озерной хижине. Юсуфу пояснил, что когда-то в их
краях еще встречались такие животные, но затем мало-помалу вымерли. "И к
твоему счастью, сынок, что вымерли - они ужасно воняли!"
Рас вспомнил все это, не сводя глаз с вонсу и продолжая вздрагивать от
возбуждения. Часть его сознания сосредоточилась на людях перед глазами;
другая - чисто рефлекторно контролировала тылы на случай опасности; третья,
крохотная, оставалась с родителями - он видел и слышал их, как воочию. И
какой-то участок мозга сводил все воедино, вызывая странное чувство
смещения, отстранения. Казалось, даже происходящее сейчас и здесь происходит
с ним самим как бы помимо его участия. Все это - непостижимо глубокое,
темное, плотское и духовное одновременно - и было им самим, Расом.
В первый день он не делал попыток приблизиться к вонсу. Как, впрочем, и
в следующие десять визитов, первый из которых состоялся лишь неделю спустя.
Расу не хотелось бы причинять родителям лишние огорчения, однако вонсу жили
слишком далеко, чтобы успевать обернуться засветло. И, возвращаясь домой
после очередного ночлега под открытым небом, Рас заставал родителей всегда
за одним и тем же занятием: сидя у порога, они вглядывались в заросли. Чтобы
избежать заслуженного нагоняя, мальчик заранее запасался оправданием
поубедительнее. То леопард загнал его на дерево, и пришлось коротать ночь на
ветках, то увлекла погоня за ускользнувшей под занавес дичью. Порки это,
впрочем, не отменяло; более того, если Расу не удавалось сдержать стоны и
слезы, он получал дополнительные удары.