"Клод Фаррер. Последняя богиня" - читать интересную книгу автора Два... или более... третья пуля, если я промахнусь... и четвертая - для
меня... в виде утешения. Нет, не нужно третьей пули. Она бесполезна: я стреляю очень хорошо, а в предстоящую мишень попадет и слепой... и не надо четвертой. Эта пуля преступна в нынешнее время: я офицер, а сейчас у государства не слишком много офицеров: ни одного лишнего. Это не фраза, это статья закона, статья закона чести, который отпечатан в сердце и мозгу каждого честного человека. Когда нация готовится обнажить меч, те, кто его держат, теряют свой habeas corpus и отказываются на время от естественного права каждого человека заказать себе, когда хочется, похоронные дроги... Две пули, вот все, что требуется. И сказать, что этот человек, лица которого я себе положительно не представляю, считает себя еще в настоящее время совершенно живым! И сказать, что он, может быть, составляет проекты... что он рассчитывает, предвидит, строит планы, что он учитывает будущее и что, может быть, в течение всего этого вечера он не подумал ни разу, ни одного разочка о своем ложе на будущую ночь... о своем последнем сосновом ложе... Да и не стоило впрочем, потому что я подумал об этом за него. Кстати, мой вчерашний визит... Представьте себе, что я все-таки сократил его в конце концов... Я хочу сказать, что не продлил его, как я бы это сделал, если бы... Если бы что?.. Если бы у меня не было для его сокращения самой смешной из причин... это такая смешная, такая глупая, такая старая комедия, и такая базарная шутка, что я едва осмеливаюсь поставить точку над и... Ну! вот: Госпожа д'Офертуар только что ушла; маркиз Трианжи собирался встать; а у меня, нашу прелестную хозяйку. (Телефон у госпожи Фламэй помещается в гардеробной, примыкающей к маленькой гостиной, это для полной ясности). Госпожа Фламэй не затворила двери, не понизила голоса; все ее ответы были полны невинности, даже для самого подозрительного любовника, а я вам сказал, что я наименее подозрительный любовник на свете; но к несчастью я являюсь полной противоположностью глухому человеку, до такой степени, что я поневоле услышал так же ясно, как столь невинные ответы госпожи Фламэй, возражения из телефона... и эти возражения, которые, естественно, назначались не для моих ушей, были немного менее невинны. Я их слышал, не переставая улыбаться... а маркиз Трианжи смотрел на меня... Он, конечно, слышит не так хорошо, как я... Однако я не стал бы биться об заклад, что если маркиз Трианжи не слышал, то он не угадал... не угадал больше, чем следовало... Потому что, когда госпожа Фламэй вернулась в маленькую гостиную, я встал первый, а маркиз Трианжи, вследствие этого, не остолбенел от изумления. Госпожа Фламэй, которая со своей стороны могла бы кое от чего остолбенеть, - без сомнения она думала не о том, - только улыбнулась мне и протянула руку. - Дорогой друг, вы уже уходите? "Уже" произносится в свете вместо "наконец". Учтивый эвфемизм. Во всяком случае у госпожи Фламэй произношение безукоризненное, и это "уже" было так хорошо сказано, что в то мгновение я почитал себя весьма |
|
|