"Раян Фарукшин. Цикл произведений "Родина" " - читать интересную книгу автора

поглощающего тебя в себя. Ведь у смерти тоже есть своя работа, и она тоже
старается выполнить ее в назначенные свыше сроки.
Оставив на двух блок постах по наряду дежурных (офицер + десять
солдат), мы, изучив окрестности, вернулись на базу. Отдельная бригада
оперативного назначения No34, в которую меня определили, совершала такие
выезды ежедневно.
До 5 августа все было относительно спокойно, обычные обстрелы колонн и
ночные перестрелки не в счет. 5 августа, рано утром, нас подняли по тревоге
и бросили в оцепление. Мы окружили один из центральных районов города.
Приказ - никого не впускать и не выпускать из кольца, внутри которого
чувствовалось беспокойное шевеление. Через несколько часов после начала
спец. операции, когда я уже порядком устал, и, стоя у нагромождения из
бетона и мусора, нервно передергивал затвор, ко мне подошел чеченец. Он
представился работником местной администрации, предъявил документ и
уверенным шагом ушел внутрь кольца. Я даже сообразить не успел - кто он
такой и зачем пошел туда. Так быстро это произошло. Тут в соседнем квартале
послышались автоматные очереди, и я об этом больше не вспоминал, другие
появились проблемы...
Приехала наша смена. Объяснив ситуацию, мы заняли места в машинах и
тронулись. В авангарде и арьергарде колонны двигались бэтэры, между которыми
поместился с десяток грузовиков с бойцами. Я, вместе с командиром, запрыгнул
на броню ведущего бэтэра. Но не успели проехать и ста метров, как неожиданно
прогремел взрыв - следовавший следом за нами ЗИЛ подорвался на фугасе. В ту
же секунду мы распластались на дороге и взяли на мушку все имевшиеся
неподалеку объекты. Место было открытое, "духи" могли обстрелять нас из
автоматов и подствольников, или помучить снайперами. Потихоньку потихоньку,
мы отползли от машин на безопасное расстояние. Постреливая, пролежали около
получаса. Тишина. В ответ не стреляют. Я, получив приказ "разобраться с
потерями", бросаюсь к ЗИЛу. Остальные по-прежнему держат под наблюдением
окрестности, лежат и ждут. Подбегаю к машине: от взрыва ЗИЛ перевернуло и
покорежило, а от кабины вообще не осталось и следа. Находившиеся в кабине,
вероятнее всего, погибли. Выжившие бойцы из тех, кто находился в кузове,
вытаскивали раненных и, как могли, оказывали им первую помощь. Некоторые из
пострадавших орали матом, некоторые - стонали. Кто-то тихо плакал. Одному из
бедолаг оторвало обе ноги, но он не проронил ни слова. Он молча смотрел
туда, где должны быть ноги и шевелил руками. Из-под обломков кто-то вылез и
бросился ко мне. Черный от гари, с выпученными глазами, он обнял меня и
закричал: "Я был в этой машине! Я живой! Я из этой машины! Я живой! Я
живой!" Я узнал его, вместе служили в школе сержантов в Тольятти...
Вечером, в этот же день, охраняемые нашей бригадой блок-посты и группа
огневой поддержки попали в окружение. Всю ночь обстреливали и "15 городок".
Мне повезло, я был назначен дежурным по батальону и еще с двумя бойцами
остался на месте, на базе. Остальные поехали на подмогу к окруженным
служакам, большинству из которых уже не суждено было вернуться назад живыми.
Нохчи захватили центр - основные улицы и перекрестки, окружив наших на
блок-постах и КПП. Видимо, некоторые позиции дудаевцами были пристреляны
заранее и поэтому они чувствовали себя довольно вольготно. В районе Дома
правительства бои носили особенно жестокий характер. Боевики использовали
даже несколько захваченных у наших частей бээмпэшек, что заметно увеличило
возможности их маневренных групп. Несколько суток мы не могли связаться с