"Константин Федин. Анна Тимофевна (Повесть)" - читать интересную книгу автора

но собравшись бежать с ней, будто протрезвел Роман Иаковлев и, размяг-
шим, податливым, вытолкала его Матвевна в кухню.
А зыбка дрожала. Корчилось в ней маленькое посиневшее тельце, тужи-
лось выскочить из пеленок, то сжимались в жесткий кулачок коротыш-
ки-пальцы, то вдруг крючились и заострялись. Захлебнулся ребенок, силит-
ся протолкнуть что-то в натужную грудь, комом стоит в горле и душит, как
жесткая кость, душный воздух.
Не знает, куда метнуться Анна Тимофевна. И что бы делать ей, за что
схватиться, кабы не расторопная, проворная Матвевна?
Скороговоркой уговаривает старая:
- Ножницы, где у тебя ножницы, девынька? Давай сюда, в зыбку их сей-
час, первое это дело - ножницы в зыбку!
Юркнула в кухню, воротилась с головным своим черным платком, накинула
его на люльку, под перинку сунула закройные ножницы, а сама без устали
распоряжается:
- Свечки неси подвенечные! Да куда бросилась-то? Вон в образах, в уг-
лу, за стеклом! Поставь по сторонам, принеси запалки!..
Вздрагивает под черным гробовым покровом люлька, безнадежно бьется в
ней невидное тельце, и быстрое шепчет над платком старая. Большие стоят
над люлькой глаза, окаменелые глаза матери, и не зажигаются, гаснут све-
чи, и страшное выминает из горла слово Анна Тимофевна:
- Задохнется, задохнется! - словно задохнулась сама.
- Тш-ш-ш! Грех какой! - и опять неуловимо быстро шепчет Матвевна свя-
тое свое колдовство.
Шопот стелется по платку - черному, как гробовой покров, - рассыпает-
ся по-мышиному в углах, за сундуками, весело топят огненные языки желтый
воск - холодный и мертвый с венчанья.
Выбиваются из-под платка багровые жесткие кулачонки, а из кухни, по
скученным половикам и намытым половицам ползет глубокий, долгий храп
развеселейшего Романа Иаковлева.
- Скоро ли, господи?
- Тш-ш-ш! Не серчай ты Владычицу-Богородицу! Сиди смирно! Утихнет!
И когда утих - за полночь было - научала мать просвирня уму-разуму:
- Вуаль подвенечная тоже хорошо. А если свечей нет - тогда ладану по-
курить, очень помогает. Сказывают, есть такая гора, Плешивая гора, так
на ней корень такой растет, из него настой добывают. И только на дите
цвет накатится, поют этим настоем. Где эта гора - точно никто не знает,
говорят в Сибири, на каторге. Но только этого настоя не переносит он,
родимец-то, пуще ножниц боится...
Не страшно Анне Тимофевне с просфирней, хорошо, даже в дрему клонит.
Так за разговором и уснула.
А как забрезжило, накормила дочь, вышла посмотреть на мужа.
Стоит перед ней супруг, как всегда с похмелья, - застенчивый, неловко
улыбается, и шутит, и словно прощенья просит:
- Пекла ты, Аночка, куличи, а вышли блины, - на сундук головой кива-
ет.
Всплеснула Анна Тимофевна руками: примяты подушки, комком полотенца,
сплюснуты в лепешки куличи да бабы - спал на куличах Роман Иаковлев.

Глава пятая.