"Константин Федин. Анна Тимофевна (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Плотным недвижным настом лежит на земле запах богородской травы. И ниче-
го не слышно.
Анна Тимофевна сидит на могильной насыпи, скользнувшей по весне в
землю. Глаза ее желты, как глина, и, как глина, сухо потрескалось лицо.
Она смотрит в черную холодную трещину у креста и ртом вдыхает холодок,
застрявший в кружевных пальцах осоки.
Ящерица много раз ртутной струйкой скользнула в трещину, много раз
перекатилась с одной могилы на другую. Солнце начало падать на землю.
Анна Тимофевна положила земной поклон и потянулась к кресту.
Там, вместе с четырьмя деревянными ножками от гроба, почерневшей ве-
ревочкой привязан образок равноапостольной княгини Ольги. Анна Тимофевна
поцеловала образок, еще раз поклонилась и пошла сквозь ровную чащу крес-
тов хорошо проторенной тропинкой.
Из больших кладбищенских ворот дорога вела к вокзалу, и чем дальше,
тем шумнее становилось кругом, больше встречалось народу, гуще опутывали
машинные запахи.
У вокзальной площади на Анну Тимофевну накатилась толпа солдат, ребя-
тишек, стариков и женщин. Бабы висли на обложенных узлами солдатах, ис-
тошно ревели, утирались руками, размазывая по круглым щекам рыжую клей-
кую грязь. В жирной закатной краске шевелились люди, как дождевые черви
в банке, тащили, мяли, скатывали, взваливали на горбы узлы, мешки, ко-
томки. С мешками и котомками волочили солдаты вопящих баб, горланили,
зевали вразброд песню, похожую на бабий рев.
И шумно, как ливень, пронеслись мимо, обрушившись куда-то за вокзал.
Анна Тимофевна очутилась одна посреди пустой площади, лицом к лицу с
какой-то бабой. Баба вздохнула сердобольно, спросила:
- Сына что ль угнали?
Анна Тимофевна покачала головой. Баба прищурилась, шагнула в сторону,
раздумчиво молвила:
- А я смотрю, что-й-то ты заливаисся?
И тогда очнулась Анна Тимофевна и заспешила.
И вдруг вспомнилось ей так четко, будто случилось это всего какой-ни-
будь день, может - час, назад. Вспомнилось четко:
Остановилась она в переулке, у самых ворот убежища, как всегда - в
тугом камлотовом платье, устгой, как серп, косичкой на затылке, в толс-
токожих чоботах. Остановилась и, прижав к груди кулаченки, смотрит.
По пыльной дороге чернобородый мужик тащит на веревочном аркане ма-
ленькую шершавую собаченку. Собаченка изо всей силы поджимает под себя
дрожащий хвост, перебирает часто-часто лапами (кажется, что она бежит
назад), костяной дробью мелких зубов колет пустую тишину улицы. А черно-
бородый грузно передвигает по пыли тяжелые сапоги, волоча собаченку к
телеге с клеткой, скучный и злой. В клетке жмутся взлохмаченные разно-
мастные морды и заслоняет их другой мужик, такой же скучный и злой, с
арканом и кнутом в руке.
У Нюрки стучат зубы, как у собаченки, слезы арканом душат ее горло,
она топает по земле ногами, точно пособляя собаченке упираться, и в оз-
нобе, без памяти кричит мужикам:
- Дураки, дураки, дураки, дураки!
Сквозь слезы не рассмотрела Нюрка кто подошел к ней и жестко спросил:
- Твой, что ль, щенок-от?