"А.Г.Федоров. Оракул Петербургский (Кника 2, Мистика и реальность) " - читать интересную книгу автора

вселенский грех отсвечивается в Божьем зрении, как нечто общее,
привязанное ко всему роду человеческому и конкретной генетической линии.
Все это светящийся серпантин, искрящийся разными цветами при дальнем,
Божественном, рассмотрении. Кару несет весь род человеческий, вся
генетическая линия, особенно преуспевающая в продолжении малых, земных
грехов. Здесь реализуется святое предупреждение: "Помышления плотские суть
смерть, а помышления духовные - жизнь и мир" (К Римлянам 8: 6).
Мучился приглашением на казнь и наш поднадзорный - БВП: сперва
получил искрометное счастье, потом - расплачивался за грехи предыдущих
поколений, свои собственные и за вселенский грех. "Но каждый имеет свое
дарование от Бога, один так, другой иначе" (1-е Коринфянам 7: 7). И свой
писательский долг, дарование БВП отслужил с честью и, безусловно, заслужил
почестей, признания.
В финале одного из интереснейших произведений автор позволил главному
герою раскрыть суть страстей душевных, направление поиска далекой, манящей
мечты. Все произошло на показательной казни, когда тот лежал ничком на
плахе. Когда родилось покаяние, тогда явилось и прозрение, затем отпущение
грехов: Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся звон ненужного счета -
и с не испытанной дотоле ясностью, сперва даже болезненной по внезапности
своего наплыва, но потом преисполнившей веселием все его естество, -
подумал: зачем я тут?.. Цинциннат медленно спустился с помоста и пошел по
зыбкому сору... Все расползалось. Все падало... Цинциннат пошел среди
пыли, и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону,
где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему". Вот она награда за
муки, за терпение, за веру в Бога и себя.
Остается загадкой: кто есть те - "подобные ему"? Его родственники -
жена, единственный сын, сестры, братья, - или писатели-горемыки и та
святая правда, с которой они играются, жонглируют, подбрасывая и снова
ловя незащищенными руками, душой, сердцем, мозгом, обжигая огнем правды
собственную плоть, создавая пылающие, но не сгорающие страницы своих
произведений? Скорее всего, он не думал тогда о земных людях (он их просто
не замечал). Истерзав до полного края свою душу, он, преисполненный
ощущением приближающегося вселенского счастья, смело направлял шаги в
загадочное, непостижимое зазеркалье. Одно ясно - он ощутил ту степень
прозрения (инсайт), когда наступает полное осознание величия Господа,
владеющего секретами логики мирозданья: "Верою познаем, что веки устроены
словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое" (К Евреям 11: 3).
Накануне пришествия финала состоявшийся великий писатель, скорее
всего, услышал, но уже не смог или не захотел из-за экстравагантности
своей натуры, передать миру Святые слова, вселенскую правду, исходившую от
Господа Бога: "Праведный верою жив будет; а если кто поколеблется, не
благоволит к тому душа Моя" (К Евреям 10: 38).

4.1

Глубокая ночь - темная и густая, как это обычно бывает на другом
полушарии, в Южной Америке, - захватила пространство маленькой Венесуэлы,
включив в себя и тот незначительный кусочек Мира, который принадлежал
Сабрине, ее дочери, собачатам, дому и маленькому садику. Она сидела в
большом, глубоком кресле, поджав под себя ноги и читала первую из трех