"Павел Ильич Федоров. В августовских лесах (про войну)" - читать интересную книгу автора

разотчаянной девушке. Сорока гордился своей службой на границе,
рассказывал о подвигах пограничников, сочиняя и выдумывая их по всякому
поводу. На заставе это был самый первый балагур, сказочник и фантазер.
Недавно он послал своей невесте фотографию. В парадной форме он выглядел
таким молодцом, что привел, как писала Варя, в восхищение всю бригаду. И
вот теперь начальник заставы прямо заявил, что отчислит его в другую
часть. Что же с ним будет, как станет смотреть он в глаза товарищам, а
главное - Варваре?
- За что, товарищ лейтенант? Ну, ежели эти самые бабы полоскают, то
даю вам честное комсомольское, что и очей своих больше не подниму...
- Плохие твои очи, товарищ Сорока. Они сегодня диверсанта проглядели,
нарушителя, такого врага, что...
- Этого не может быть, товарищ лейтенант! - словно подстегнутый,
вытягиваясь в струнку, проговорил Сорока, ошеломленный сообщением Усова.
- Прозевали! Да, да, прозевали, просмотрели! Забыли устав. Забыли,
что на границе нет второстепенных и главных участков, а есть служба,
дисциплина и точное выполнение приказаний. Вам молодой пограничник Юдичев
говорил, что это тоже важный пост, а вы убеждали его в обратном, чего вы,
как старший наряда, не имели права делать! Вы, вы его должны воспитывать и
дисциплинировать, а получается наоборот. Под носом у вас плыл нарушитель,
а вы где были? Ходили с места на место и на деревьях воробьев считали!
- Больше этого никогда не будет, товарищ начальник заставы. Я
согласен перенести, перетерпеть любое наказание, только никуда не
отправляйте меня!
- Поздно! Сдайте оружие. Получите пилотку и приготовьтесь к отъезду,
- твердо заключил Усов.
Вернувшись из канцелярии, Сорока долго ходил по казарме из угла в
угол, вздыхал, мучился. Несколько раз открывал сундучок, перебирал
знакомые вещи. Попадавшиеся в руки письма бригадирши Варвары обжигали ему
руки, он запихивал их на самое дно и с треском захлопывал крышку. На
Юдичева смотреть не мог, отводил глаза в сторону. Тот тоже молчал. Оба
чувствовали, что надо поговорить, но не знали, с чего начать.
- Меня, слышь, Юдичев, отправляют...
- Куда отправляют?
- Учиться... на курсы, - сам не зная почему, брякнул Сорока.
- На какие такие курсы? - удивленно и недоверчиво спросил Юдичев. - Я
бы тебя к чертовой бабушке послал, а не на курсы. Проморгали на посту. Ты
все... "второстепенный"... "в тылу"... Эх!
- Сам понимаю, что проморгал. Вот за это меня и отправляют в другую
часть, - хмуро и подавленно признался Сорока, чувствуя, что у него
начинает першить в горле.
- В другую часть? - спросил Юдичев. - Значит, совсем с нашей заставы?
А меня как же? Ведь вместе были на посту.
Юдичеву неловко было перед товарищем: себя он тоже считал виновным,
да и наказание казалось очень тяжелым. Уехать из части, с которой сжился,
не легко.
- Ну что ж, что вместе были. Я старший наряда, значит, за все
ответственный. А тебе что? Ты молодой боец. Вызвал тебя начальник,
пропесочил - и концы в воду. А мне, брат, выдирай на голове чуприну. Что я
домой напишу? Переведен в другую часть? А за что, дорогой товарищ Сорока,