"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

непременно кончат тем, что надо мстить и истреблять немецкую погань.
Но далеко не все люди из сожженных сел шли к родственникам и
знакомым. Десятки и сотни уходили в леса. "У нас на заставах, - шутили
партизаны, - как в бюро пропусков - очереди". Особенно много приходило
людей по ночам после дневного боя. Кто-нибудь из штаба дежурил - принимал
новичков. Эти новички были теми самыми русскими и украинцами, в сердцах
которых, по расчетам Розенберга, стук немецких сапог должен был вызывать
дрожь. Они приносили с собой пистолеты, гранаты, патроны. В то время
каждый желающий мог найти себе оружие на полях, где происходили бои. И
каждый, кто приходил, приносил историю своего возмущения. Они рассказывали
ее сперва на заставе, потом в штабе, потом новым своим товарищам в
землянке или у костра.
Пришел из села Майбутня старик-колхозник Товстоног. Его кое-кто из
наших знал раньше. Он оказывал партизанам разные услуги, давал приют нашим
разведчикам и связным. Дорога в лагерь была ему известна. И вот как-то
рано утром явился с тремя девушками. Одна из девушек привела с собой
корову.
Меня вызвали на заставу. Старик требовал, чтобы пришел самый главный.
- Так это ты и есть Федоров? - спросил меня старик, протягивая мне
руку. - Слыхал. О твоем отряде добрая слава идет. Хлопцы твои у меня
бывали. Ничего, хорошие хлопцы. Жаль, сынив у меня немае, а то б я
благословил к тебе... Сам бы пошел, да годы не те, утомление чувствую.
Я слушал его, но не мог не смотреть на девушек: одна другой краше.
Румяные, крепкие. Старшей - года двадцать два, средней - лет восемнадцать,
а младшая - подросток лет шестнадцати. Она-то и держала в руках веревку,
привязанную к шее коровы. Корова мотала головой, тянула девушку в сторону.
- Розка, - шептала ей девушка, - да тише ты, Розка.
- Волнуется твоя Розка, - сказал я, чтобы втянуть в разговор и
молодежь. - Не привыкла зимой по лесам шататься.
После моих слов румянец залил лицо девушки до самой шеи.
- Ничего, - опустив глаза, прошептала она.
- Что, гарны мои дивчины, как скажешь, товарищ командир? Вот эта,
будьте знакомы, Настя, старшая моя; девятилетнее образование имеет. А эта
средняя моя - Паша, лет ей восемнадцать, но уже звеньевая в колхозе. И
Шура, Александра Тимофеевна, материна любимица, со своей подругой Розой...
- Тато, - запротестовала девушка, - не смийтесь...
- А что, плакать мы пришли? Тут, Шурочка, народ веселый. Гармонист у
вас есть? Мои дивчата, товарищ командир, все три спивать мастерицы... Ну,
как берешь заместо сынив? Да вот, заодно и скотину эту забирайге. Мы со
старухой проживем.
Я не сразу ответил. Старик всполошился:
- Ты не смотри, товарищ командир, что они молчаливы, дивчата мои, в
них сила есть.
Всех трех девушек зачислили в отряд. Старшие освоились скоро. Ходили
в разведку, принимали наряду с мужчинами участие в боях. Все три оказались
прекрасными певуньями. Шура стала запевалой. Но так и не смогла побороть в
себе застенчивости. Нежная душа. Когда начинали рассказывать при ней
грубоватые партизанские истории, она поднималась и уходила в лес. Мы
определили Шуру сперва в санитарки. Она не отказалась, но была огорчена.
Очень хотелось ей принимать участие в боях. Маленькая, круглолицая,