"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

не гожий.
Старик замолчал и с укоризной взглянул на меня. Они оба поднялись. Но
мне удалось подавить улыбку. Усадил их снова.
- Да вы поймите, товарищи, - сказал я, - то, что вы рассказываете,
просто замечательно...
- Чего уж тут замечательного? Поставят нам нимци Гороха Петра, а
може, того хуже, Соломенного Ивана. То ж вор. То ж хулиган такий, що не
только чужие, свои стекла бье... Той в старосты пойдет. Вин к нимцям
тянется.
Вернулся Попудренко.
- Ну что, Николай Никитич, мы товарищам посоветуем?
- Пришлите, - стали просить старики, - кого-нибудь с дальнего села...
Но они вынуждены были согласиться с нами, что распределение кадров
старост все-таки не наше дело, а также с тем, что вряд ли немцы утвердят
пришедшего из других мест человека. Долго думали. И пришли к выводу, что
лучшей кандидатуры, чем Соколенко, не найти. Вернее, не Соколенко, а
Ключника. Тем более, что Ключник действительно пришел вчера в лес; его
зачислили в одну из рот.
Дежурный его вызвал. Это был колхозник лет пятидесяти двух. Лицо
крупное, тяжелое, взгляд из-под бровей, губы плотно сжаты...
- Зря вы, товарищ Ключник, раскрыли свой псевдоним. Вот мы пришли к
выводу, что лучше вас никому с должностью старосты не справиться.
Он кивнул головой.
- Как вы думаете, люди, которым вы раскрыли псевдоним, вас не
предадут?
- Так мы ж тилько двое и были, товарищ командир! - воскликнул один из
стариков.
- Ну, значит, не подведут, - сказал Попудренко.
Ключник кивнул головой.
- Так вы согласны, что нужное это дело и что, кроме вас, некому его
поручить?
- Теперь понял.
- Так счастливо вам! Идите, работайте... Главное - не попадайтесь.
На этом мы распрощались. Через несколько месяцев, когда начала
выходить партизанская печатная газета, в ней довольно часто под сельскими
заметками стояла подпись Соколенко. Никто так и не узнал, что пишет эти
заметки утвержденный немцами староста хутора Гута.


*

Из сожженных сел уцелевшие жители разбредались по всей области. На
тележках и самодельных саночках везли детей и узлы. Сотни семей тащились
по дорогам, искали приюта у родственников, знакомых, а то и просто у
добрых людей. Прибудет такая разоренная семья, сбегутся со всего села
люди - просят рассказать.
Такие "собрания" коменданты и старосты не запрещали. Даже поощряли.
"Пусть слушают и ужасаются. Это сделает их покорными" - так, наверное,
рассуждали оккупационные власти. Потом-то они спохватились. Поняли, что
где бы ни собирались советские люди, с чего бы ни начинали разговор,