"Евгений Федоровский. Трудные берега" - читать интересную книгу автора

Склон становился все круче, скорость скольжения стремительно нарастала. Не
помню, о чем я подумал тогда. Знал, что надежды на спасение уже не
оставалось. Ничем нельзя было зацепиться на плотном, отполированном
солнцем снегу. Мелькнула, кажется, одна мысль: "Все, отбегался..." Но с
отчетливым "Черт с тобой!" судьба выбросила меня на трамплин, крутанула на
снежный мостик и более или менее удачно швырнула в прибрежный кустарник.
Об этом скоростном спуске скоро стало известно в других отрядах.
Замещавший начальника партии Миша Шлоссберг издал приказ о категорическом
соблюдении правил техники безопасности. Шутник и любитель розыгрышей Боря
Любимов откопал в экспедиционном грузе книгу по технике безопасности при
геологоразведочных работах и не преминул послать ее мне, красным
карандашом жирно подчеркнув слова: "Передвигаться по фирновым и ледниковым
склонам и откосам необходимо с помощью ледоруба и страхующей веревки.
Спуск по наклонным поверхностям ледников и фирновых полей способом
скольжения запрещается..."
Так мы и разбирали весь день шлихи. Позднее, в лаборатории, их обработают,
сделают анализы для геологической карты.
Ночью сеял дождик. Шурша, ползали по палатке ручейники - безобидные, но
неприятные твари, рыхлые, скользкие, с коричневыми перепончатыми крыльями.
Мы с Борей при свечке читали старые журналы, которых скопилось на складах
великое множество. Коля Дементьев, задрав кверху бороденку, лежал на спине
и не мигая смотрел в потолок. Думал.
Вообще Коле не везло. Он расшибался, тонул, падал, находил, как водится,
на ровном месте кочку. Он был удивительно неудачливый - как дед Щукарь.
Сугубо городской житель, Коля никак не мог приладиться к бивачной жизни.
Сапоги порвал в первые же дни. В жару прел в брезентовой робе. Если можно
было пройти там, где мелко, он непременно попадал туда, где глубоко.
Начнет сушить на костре брюки, обязательно сожжет. Разряжая ружье, всадит
пулю в палатку. Станет рубить дрова, раскровенит лоб или щеку. Он с трудом
привыкал к новым словам. Лабаз называл паласом, чехол от спальника -
закладушкой, а вместо "укрылся" говорил "окухтался".
Как-то раз мы пошли ловить мальму - красивую красную рыбу. Коле надо было
перейти вброд протоку. Он сунулся в одно место, зачерпнул воду сапогами.
Вылез, отжал портянки и полез в другое место, погрузившись сначала по
грудь, а потом и по горлышко, хотя метрах в десяти дальше была мель и там
пешком ходили воробьи. Коля чертыхался, стуча от ледяной воды зубами.
"Помяните меня, Коля своей смертью не помрет", - крутил головой остряк
Боря Любимов из отряда Щлоссберга.
В полночь мы потушили свечу, стали засыпать, а Коля еще долго вздыхал и
ворочался на жестких нарах.
Рано утром на палатки свалился вертолет. Сильно накренясь на ветер, он
завис над косой. Спрыгнул механик и руками показал пилоту, куда садиться.
Оказывается, за ночь тучи ушли. Стало солнечно, хотя ветер не утих.
Прилетевший Миша Шлоссберг ругался, что мы не собрались раньше. Он сам был
виноват в этом - не предупредил по рации - и кричал теперь больше для
пилотов.
Мы похватали ружья, лоток, лопатку, вчерашний суп в котле и попрыгали в
кабину. Вертолет тут же взлетел и, упав чуть ли не на бок, развернулся в
теснине, нацелившись на одну из бочек в верховьях Кекры.
Внизу мелькали петли вспененной реки, завалы от весенних паводков,