"Евгений Федоровский. Трудные берега" - читать интересную книгу автора

эластичность, полопались и, несмотря на все старания их заклеить, текут,
как решето.
Берем лоток, саперную лопатку, свитеры, котелок, кружки, полиэтиленовые
мешки, которые приспособили как укрытие на случай дождя. Из продовольствия
кладем в рюкзак только хлеб, чай и сахар. По опыту знаем: есть не захотим,
в тяжелой дороге будет мучить только жажда.
Мало сказать, что Борис Доля долговязый и крепкий - он просто огромный.
Природа сработала его грубо, объемно, на совесть. Когда он шел через
стланик - стонал и плакал лес. По дремучей рыжей Бориной бороде тек пот,
его длинные сильные руки легко раздвигали самые крученые заросли. А
комары, не дающие покоя даже медведям, шарахались от него.
Вообще Боря художник. Но каждое лето он становится шлиховщиком в
геологической партии. Наверное, эта перемена приносит новые впечатления,
отдых от несладкого и нелегкого труда графика, хотя работа шлиховщика тоже
не мед и от нее ломит в пояснице и зверствует радикулит, и дает она далеко
не длинные рубли. Он и меня выучил этой работе - нехитрой, но требующей
сноровки, терпения и выносливости.
Мы надели рюкзаки, потоптались на месте, проверяя, не мешают ли портянки,
всадили в стволы ружей патроны с пулями и пошли. Ночью вчера пронесся
дождь, в мокрой траве желтела морошка, с деревьев падали грузные капли.
Скоро мы вымокли и стали коченеть, хотя двигались довольно быстро.
Солнце еще не взошло, никак не могло выпутаться из липкого тумана в горах.
Миновав болотистую низину, мы выбрались на тропу. Эту тропинку облюбовали
медведи. Они оставили на ней свежие следы, не раньше чем нынешней ночью.
Это заставляло держать ружья наготове. Медведь иногда не от злости или от
голода, а просто от неожиданности, от страха может напасть на человека. К
счастью, в кустарниках и в стланике, попадавшихся на пути, была прорублена
просека, и мы могли видеть довольно далеко.
Слева глухо шумело серое Охотское море. Там звенела галька и суматошно
кричали жирные чайки. А дальше, на горизонте, плавился в дымке черный
остров Нансикан, знаменитый своими птичьими базарами. Иван Москвитин,
пробившись сюда по реке Тукчи, отмечал: "А против тое реки устья стоит на
море в голомени остров каменной, и на том острову птицы водитца многое
множество, с тово острова тою птицею кормятца тунгусы многие люди, как
учнут яйца водит..." Сейчас на атом острове - заповедник.
Спустившись по террасам к Безымянке, мы обнаружили, что идти по реке не
сможем - она вспухла от дождей. Волей-неволей пришлось пробиваться по
береговым зарослям кедровника и ерника. Листья у ерника мелкие,
продолговатые, их любят северные олени, но для нас ерник был сущим
наказанием. Ноги путались, как в мотках колючей проволоки, и мы то и дело
буксовали.
Кедровник же вообще не любит ровных мест, он расселяется в среднем поясе
гор на каменистых россыпях - курумах. Это не кустарник, но и не дерево.
Его ствол сантиметров пятнадцать - двадцать толщиной едва поднимается на
полметра, зато расстилается по земле метров на десять. Верхушки ветвей
смотрят в небо, на концах их зреют фиолетовые шишки с мелкими орехами. В
урожай эти орешки привлекают белку, соболя, бурундуков и медведей. Треща,
по стланику носятся кедровки, похожие на скворцов, но гораздо крупнее их.
Несмышленая птица набивает подклювные мешочки орехами и прячет их под
камни. Потом забывает, куда спрятала, и, если орехи никто не съедает до