"Джейн Фэйзер. Безжалостное обольщение (Том 2) [love]" - читать интересную книгу автора

и, таким образом, лишиться привилегий? - вкрадчиво спросил Доминик. - Не
возражаю. Но я не пользуюсь общими с командой вещами. Ты поймешь, что это
значит, если я решу отказаться от твоих услуг.
Женевьева дрожала, черные точки плясали в красной пелене, застилавшей
глаза. Она не знала, исполнит ли пират свою угрозу, но даже от того, что
такая мысль пришла ему в голову, все ее тело словно намертво стиснули
липкие щупальца ужаса, они парализовали ее, как муху, попавшую в паучью
сеть.
- Выбор за тобой. Либо ты моя, либо всей команды. Женевьева не могла
ни шелохнуться, ни вымолвить слова, по пальцами, все еще стискивавшими ее
подбородок, Доминик почувствовал сотрясавшую ее дрожь. Однако страдание
Женевьевы не растопило его безмерный, ледяной гнев. Ни о чем, кроме
поддержания порядка на "Танцовщице" и других судах своего флота, груженных
оружием и порохом для революционеров в Гондурасе, и бесчисленных
опасностях, подстерегающих их на пути, он думать не мог. А эта капризная,
своевольная, настырная девчонка, по обыкновению не понимающая, почему
нельзя потакать любым ее прихотям, вдруг является на фрегат и подвергает
риску успех самой опасной миссии, какую ему когда-либо приходилось
выполнять.
- Ну? - повторил Доминик, еще крепче сжимая ей подбородок. - Каков же
твой выбор?
Он был непреклонен в своем намерении заставить ее сказать это
Женевьева представила себе Трианон, тоскливую рутину домашней жизни и, в
отчаянии закрыв глаза, взмолилась, чтобы, когда их снова откроет,
оказаться именно там. Но отсрочки приведения приговора в исполнение дано
не было. Холодный бирюзовый взгляд был безжалостен и исполнен решимости,
которую подтверждала стальная хватка пальцев на ее подбородке. И в конце
концов Женевьеве пришлось произнести слово, требуемое пиратом.
Доминик коротко кивнул в знак согласия и отпустил ее.
- В таком случае вернемся к тому, с чего начали эту дискуссию. Сними
с себя эти тряпки. Или ты предпочитаешь, чтобы это сделал Сайлас?
Окончательно раздавленная, Женевьева отвернулась к стене и начала
расстегивать пуговицы на рубашке. Доминик прошел к двери, широко распахнул
ее и позвал Сайласа. Матрос появился незамедлительно.
- Принеси горячей воды и мыла со щелоком, сейчас же.
- Да, месье, - как всегда, невозмутимо ответил Сайлас, словно в этом
приказе не было ничего странного и будто не произошло никаких чрезвычайных
событий.
Не обращая никакого внимания на Женевьеву, возившуюся со своей
одеждой посреди каюты, Доминик прошел к письменному столу и углубился в
изучение карты. Когда через несколько минут Сайлас постучал в дверь,
капер, не поднимая головы, велел ему войти. Женевьева, в панике
заметавшись, прыгнула к кровати. Укрыться одеялом она не успела,
единственное, что ей оставалось, это повернуться, скрючившись, спиной к
двери. От унижения всю ее окатила горячая волна стыда.
- Забери эти тряпки, они ей больше не понадобятся, - приказал Доминик
так, словно речь шла о каких-то пустяках.
- Да, месье, - привычно ответил Сайлас, собрал жалкую кучку тряпья,
валявшегося на полу, и вышел.
В каюте стояла напряженная тишина. Женевьева по-прежнему сидела,