"Джейн Фэйзер. Безжалостное обольщение (Том 2) [love]" - читать интересную книгу автора

скорчившись на постели, не в силах заставить себя повернуться и посмотреть
на виновника своего позора и не в состоянии решить, что делать дальше. К
счастью, это было решено за нее.
- Вода - для тебя, мыло тоже, - с издевкой в голосе произнес Доминик.
- И будь добра, отскреби каждый дюйм своего тела. Не забудь также о
волосах.
В углу, в безопасном отдалении от ковра, стояла деревянная лохань, из
которой поднимался пар. Рядом лежал кусок щелочного мыла. Таким ей никогда
не приходилось пользоваться, хотя запах был знаком - он всегда витал в
бараках для рабов, и на Ройял-стрит, и в Трианоне.
Доминик наблюдал, как она осторожно садится в лохань и с невольным
отвращением берет едкое мыло.
- Когда имеешь дело со смолой, приходится потом долго ее оттирать, -
продолжал он насмехаться. - Вот тебе еще один урок, который ты, быть
может, вспомнишь, когда в следующий раз решишь опуститься в низшие слои
общества. - Подойдя к шкафу, стоявшему за переборкой, он повернул в замке
ключ, положил его в карман и направился к двери.
Собрав остатки храбрости, Женевьева нерешительно спросила:
- А что мне потом надеть?
Уже взявшись за ручку двери, Доминик обернулся, окинул Женевьеву
долгим ленивым взглядом и спокойно ответил:
- Ничего. Ты будешь ходить голой. Я, правда, не думаю, что после
всего случившегося тебе захочется покинуть каюту, но все же это
единственное имеющееся в моем распоряжении средство удержать тебя здесь
наверняка. - Он сделал паузу, забавляясь произведенным впечатлением:
Женевьева онемела. - Это также сэкономит время, когда у меня возникнет
нужда в тебе, не так ли? - С этими словами Доминик вышел, а у нее в ушах
еще долго звенело эхо его хриплого смеха.
Намыливаясь отвратительным мылом, Женевьева в одиночестве дала волю
слезам, ее хрупкое тело сотрясали рыдания. Она всегда знала, что опасно
идти наперекор пирату, но представить себе не могла, как он способен
унизить и оскорбить и с каким удовольствием пускает в ход это свое умение.
Доминик вел себя с ней жестоко, но даже в проявлении такой жестокости, он
не был чужим человеком. Это все равно был тот самый Доминик Делакруа,
которого она знала, - и нужно было быть полной идиоткой, чтобы выбрать
себе наставником в любви такого дьявола.
Она вылезла из лохани и вытерлась. От грубого мыла кожа покраснела,
запах дезинфекции щекотал ноздри. Полотенце, которое принес Сайлас, было
слишком маленьким, чтобы сделать из него хоть какое-то подобие туники.
Осмотр шкафа за переборкой тоже ничего не дал. Одна дверца оказалась
запертой, и Женевьева предположила, что именно за ней хранится одежда
Доминика. Оставалась только простыня, но в конце концов ей показалось, что
проще забраться под одеяло.
В каюте было уже темно, когда дверь без стука отворилась и Сайлас
внес поднос, уставленный блюдами, от которых шел аппетитный запах. Он
зажег масляную лампу, отчего каюта наполнилась теплым янтарным светом.
Женевьева зажмурилась и еще сильнее сжалась в комочек, словно так могла
стать невидимой. Впрочем, матрос не обращал ни малейшего внимания на
холмик под одеялом. Он накрывал стол на двоих - скатерть и салфетки
девственной белизны, тяжелые серебряные приборы, мерцающие в свете лампы,