"Клод де ля Фер. Тайна замка Аламанти " - читать интересную книгу автораглядя, бывало, на ковыляющую расфуфыренную толпу), мама осталась доживать
свой век в деревне, а я пасла свиней на изумрудной лужайке как раз напротив высоченных стен родового замка своего истинного отца. Обязанностью моей было следить за тем, чтобы прожорливые твари скребли своими рылами только там, где это им было разрешено, то есть не перешли по мосту через ров и не потравили овес, посеянный узкой полосой между лесом и грязной вонючей речкой с плывущими по ней отбросами из замка и с каким-то вечно сыпящимся из-под стрех мусором. - Эй! - услышала я откуда-то сверху. Подняла голову. Ничего не увидела. - Эй, тебе говорю! - повторил тот же голос и рассмеялся звонко, весело, как щебечут ласточки после дождя. - Как тебя зовут? - и прямо мне на голову шлепнулся комок грязи. - Отвечай. А то брошу навозом. Тут я увидела в проеме между зубцами башни, сразу под соломенной крышей мальчишку с чем-то увесистым в согнутой левой руке. - Дурак! - выпалила я самый весомый из всех женских аргументов. И едва успела увернуться от большого куска пахучего черного навоза, пущенной рукой чересчур уж сильной и уверенной для мальчишки, каким мне показался мой противник с такого расстояния. - Ага! Значит, дура! - воскликнул он. - Очень приятно познакомиться! А теперь танцуй! - и замахнулся опять. - Кому сказано? Танцуй! - Это ты - дурак! - огрызнулась я, зная, что никоим образом не попаду впросак, ибо законных сынов у нашего синьора не было, а от простолюдинов всегда был готов защитить меня кузнец Антонио, часто наезжавший к нам в деревеньку и ставший моим покровителем еще в те блаженные времена, когда под мальчишеского. Теперь же у меня по ночам болела и росла прямо на глазах грудь, руки бывшего на днях у нас в гостях Антонио казались чересчур горячими, а ласковые прикосновения его заставляли невесть отчего тоскующее тело мое трепетать и отзываться тоскливой нотой в сердце. И, поняв вдруг, что в слабости моей и сила, я не стала уворачиваться от следующего куска навоза, позволила ему удариться в мое плечо и стечь вонючими полосами по платью от подмышки до пояса и бедра... - Свинья! - крикнула я. - Ты бросаешь в меня своей пищей! - и вновь не стала уворачиваться. Встала с гордо поднятой головой, как изваяние Девы Марии в соборе святого Антонио, застыла в этой позе. Следующий комок ударил меня в грудь, обдав брызгами подбородок и щеки. Последний сбил с ног на спину, вынудил подставить под ветер подол, который тут же радостно всполохнул, задрался так, что обнажил мои ноги вплоть до колен. Шлепок - и скользкая зловонная грязь ударила между ног. - Беги! - неожиданно закричал мальчишка. - Беги же! Беги! Но я поднялась на ноги и, не глядя вверх, ответила: - Много чести, синьор негодяй. Я никогда не побегу с поля боя. И тут услышала хохот - могучий, раскатистый, каким хохотал наш синьор, когда напившись и наевшись вволю, начинал играть костью с обезумевшими от голода и вкусных запахов охотничьими псами. Смеялся он так, будто ничего занятнее изляпанной навозом, мокрой девчонки он жизни своей не видел, смеялся, выбравшись из-за корявой вязовой балки, за которой прятался все это |
|
|