"Эдна Фербер. Вот тако-о-ой! " - читать интересную книгу автора

- Кого же ты будешь учить всему этому?
- Детей. В семьях. Или в частных школах.
- Лучше бы тебе начать с обычной школы или стать учительницей в
деревне. Эти учительницы в частных школах - такое старье. Двадцать пять, а
то и тридцать лет.
В голосе Юлии звучит презрение. В девятнадцать лет трудно представить
себе жизнь после тридцати. Тридцать - это предел, за которым начинается уже
все, не представляющее интереса.
В этой беседе двух подруг впервые авторитетность проявляла Юлия, а
Селина занимала позицию оборонительную. Уж одно это показывало, в каком
состоянии душевного оцепенения была Селина в ту пору. Юлия же неожиданно
обнаружила энергию и самостоятельность, удивлявшие ее самое. Селина и не
подозревала, каким геройством со стороны Юлии было уже одно то, что она была
рядом с ней в это тяжкое время. Миссис Гемпель категорически запретила Юлии
видеться с "дочерью этого развратного игрока". Почтенная дама даже отправила
послание мисс Фистер, в котором изложила свое мнение о качестве школы, куда
допускают таких особ, как мисс Пик, подвергая таким образом риску
воспитанниц из избранного круга, помещенных в эту школу.
После атаки Юлии Селина снова приободрилась.
- Пожалуй, я сразу стану устраиваться в сельской школе. Помнишь, я
арифметику всегда знала хорошо (Юлия могла бы это подтвердить, потому что
все задачи, что задавались у Фистер, решала за нее Селина). Ведь в сельских
школах только и нужны арифметика да грамматика, да география.
- Ты, Селина, учительницей в деревне!
Она словно в первый раз увидела Селину, это тонкое личико, небольшую
изящную голову, с волосами, такими пышными и мягкими, что их можно было
завивать в локоны, закладывать узлом, взбивать высоко, смотря по тому, чего
требовала мода. Ее скулы несколько выдавались, или, быть может, это казалось
благодаря глубоко посаженным глазам, блестящим и темным, так мягко глядевшим
из-под ресниц. Линия рта и подбородка была чистая, строгая, полная силы,
такая, какая бывает у жен - покорителей Дикого Запада. Но Юлия не имела
опыта физиономиста и не оценила этой особенности лица Селины. Селина
считалась вполне обыкновенной и некрасивой девочкой, какой она на самом деле
не была. Но глаз ее нельзя было не заметить и не запомнить. Люди, с которыми
она разговаривала, имели обыкновение глубоко в них заглядывать. Селину часто
поражало, что они как будто и не слышали того, что она им говорила. Быть
может, из-за этой бархатной мягкости глаз не обращали на себя внимания
твердые линии нижней части лица.
Прошло десять лет, принесших с собой много тяжелых испытаний, и Юлия
неожиданно столкнулась с Селиной на Степной улице, где Селина продавала с
тележки овощи. Перед Юлией стояла загорелая, измученная женщина. Пышные
волосы небрежно свернуты на голове в узел и заколоты длинной серой шпилькой,
ситцевое платье забрызгано грязью, на ногах сильно поношенные мужские
башмаки, старая войлочная шляпа с помятыми полями (шляпа ее мужа), в руках
пучки моркови, гороха, редиски, свеклы. Женщина со скверными зубами, впалой
грудью, с оттопыренными карманами на широкой юбке. Но эту женщину Юлия
узнала по глазам, которые остались такими же прекрасными. И Юлия в своем
шелковом туалете и шляпе с пером бросилась к ней, крича: "О Селина! Дорогая!
Дорогая моя!" И в этом крике были и сострадание и ужас: он был похож на
рыдание. Селина со всем ворохом овощей очутилась у нее в объятиях. Все