"Жан-Луи Фетжен. Ночь эльфов ("Эльфы" #2) " - читать интересную книгу автора

пришлось. Ему никто даже и не пытался объяснить природу их нового союза.
Возле него сидели старый друид Гвидион и принц Дориан, казавшиеся рядом с
варваром еще более хрупкими и бледными. Смотреть на них и разговаривать с
ними оказалось для Утера непривычным испытанием. Он впервые испытал
ощущение, что не является в полной мере самим собой, говоря на эльфийском
языке с существами, которых он никогда раньше не видел, прижимая к сердцу
Дориана, обнимая Блодевез, утешая старого Гвидиона... И они сами, казалось,
видят Ллиэн сквозь него - как будто его самого не существует. Может быть, и
она чувствовала то же самое, когда он встретил своих старых товарищей и
знатных сеньоров, которых ради него собрал Ульфин... Он тоже был здесь,
одетый в тунику со своим собственным гербом - красная борзая на желтом
поле,- и на щеке у него был шрам от эльфийской стрелы. За ним сидели
герцогиня Хеллед де Соргалль - единственная женщина среди собравшихся, и Лео
де Гран, герцог Кармелид, стальная кираса которого поблескивала в свете
костра. Когда поднялся ветер, Мерлин бросил в огонь несколько веточек омелы.
В следующее мгновение вверх взметнулся сноп искр. Озеро заволновалось, плеск
волн о берег усилился, и все, сидевшие вокруг костра, ощутили ледяной холод,
который начал распространяться по всему лагерю. Юные эльфийки, к удивлению
людей, спустили свои туники с плеч и подняли руки, подставляя свои
обнаженные груди невидимым укусам душ усопших. Эльфийские друиды и барды
затянули какой-то странный напев. Голоса их звучали то пронзительно, то
глухо, иногда напоминая рычание хищников, иногда поднимаясь до ужасающего
резкого визга. Гномы, собравшись вокруг одного из костров, равномерно и
тяжело ударяли ногами о землю и тоже пели - у них это было похоже на боевую
песнь. Люди молились, преклонив колени и сложив руки на груди, дрожа от
страха и холода при ледяных прикосновениях бесчисленных призраков. Между тем
на озере разыгралась настоящая буря. Ветер, глухо завывая, поднимал такие
высокие волны, что они доходили до самых корней высоких лесных дубов. В их
шорохе иногда прорывались странные звуки, напоминающие резкие вскрики,
хрипение или свист. Ощущение было ужасным - сама Смерть, видимая, осязаемая,
скользила среди живых...
Утер, раскинув руки, стоял, слегка пошатываясь от сильных порывов ветра
и от наплыва образов и голосов - среди них были и его близкие, ушедшие из
жизни, и другие, которых он не знал. Друзья, умершие на его руках, - Родерик
и Цимми; враги, умершие от его рук... Изможденные эльфы... Какие-то
странные, гримасничающие твари... Внезапное мимолетное ощущение
божественного присутствия, яркий свет, словно дыхание божества на его
лице... И вдруг он узнал среди всех этих призраков своего отца. Утер
встряхнул головой, открыл глаза - и видение тотчас же исчезло. Но это и
впрямь был Систеннен...
- Отец!
Ветер резко стих, и от этого Утер едва не потерял равновесие и не упал.
Все остальные обитатели лагеря, как и он, пошатывались или лежали на
земле, словно марионетки, которым перерезали ниточки, в полной тишине,
нарушаемой лишь потрескиванием костров.
Утер чувствовал себя полностью обессиленным, неспособным сделать
малейшее движение, измученным бесконечными видениями, пронесшимися мимо него
и неуловимыми воспоминаниями о божественном озарении. Перед ним по-прежнему
оставался неотвязный образ - лицо его отца среди всех этих мертвецов...
Потом он увидел, что все снова смотрят на него, но заговорил на сей раз