"Жан-Луи Фетжен. Ночь эльфов ("Эльфы" #2) " - читать интересную книгу автора

- Одна стрела задела ему щеку и, может быть, выбила парочку зубов...
Это пустяки...
Ульфин проворчал что-то в знак протеста, но Мерлин не обратил на это
никакого внимания.
- Она говорила со мной, - прошептал Утер.
- Я знаю, Кариад. Но пойдем поищем гнома, пока они его не прикончили.

Стоя рядом на коленях в молельне королевы* [*обычно - часть комнаты,
отгороженная ковровой занавесью] перед статуей Пресвятой Девы, на которую
падал слабый свет из высокого витражного окна, они молились. Комната,
расположенная рядом с молельней, благоухала свежим ароматом роз, лепестками
которых посыпали пол каждое утро. Было прохладно, но епископ Бедвин
обливался потом. Игрейна не осмеливалась даже до конца додумать свою
кощунственную мысль, особенно в отношении Божьего человека,- но от него
воняло. Запах пота был резким, словно запах прокисшего вина. Вдобавок
епископ шумно сопел и отдувался, как кузнечные мехи, будто прошел десяток
лье. Королева сдержала улыбку и попыталась сосредоточиться на "Аве Мария".
Но она уже произнесла молитву столько раз, сколько у нее было четок, и к
тому же у нее было неотвязное ощущение, что епископ Бедвин, опустивший
голову на скрещенные руки, а широко расставленные локти - на перекладину
молитвенной скамеечки и закрывший глаза, никак не проспится с похмелья. Она
быстро перекрестилась и поднялась, чуть отодвинув молитвенную скамеечку,
которая скрипнула по каменному полу. Потом приподняла тяжелую ковровую
занавесь, отделявшую молельню от комнаты, и вышла. Занавесь опустилась с
глухим хлопком.
Если епископ действительно спал, то сон его был глубок - или же
многолетний опыт приучил его не вскакивать сразу в подобных обстоятельствах.
Он слегка пошевелился, на секунду приоткрыл глаза, а потом продолжал
молиться еще несколько минут, в то время как юная королева, растерявшись,
вернулась, не зная, что ей делать, и боясь даже шелохнуться, из страха
потревожить святого отца.
Наконец он перекрестился, смиренно склонив голову, с трудом поднялся и
испустил тяжелый вздох. Бедвин с самого прибытия в Лот был обременен
атрибутами своей высокой должности: на нем были епитрахиль, риза, митра и
тяжелый крест, он носил длинное одеяние с высоким воротником, которое
придавало ему скорее вид знатного господина, чем священнослужителя, и в
котором он по такой жаре едва мог дышать. Проведя пухлой рукой по темным
волосам, заботливо ухоженным и даже слегка завитым, и густой бороде клином,
призванной скрыть толщину двойного подбородка, он повернулся к Игрейне,
улыбнулся ей и, избегая ее вопросительного взгляда, вышел из молельни,
приблизился к окну и, кажется, углубился в созерцание открывающегося вида.
Затем с явной неохотой отошел и сел на скамейку, покрытую узорчатой
гобеленовой тканью. Наконец, взглянув Игрейне прямо в глаза, он сделал ей
знак сесть рядом с ним.
- Дочь моя, - начал он, взяв ее за руку, - мне известно твое
благочестие и все твои благие дела, совершенные ради нашей матери-Церкви. И
однако, ты живешь во грехе...
Игрейна попыталась что-то возразить, но он остановил ее, чуть сильнее
сжав ее руку.
- Да, я знаю... герцог тебя к этому принудил, из-за своей жажды власти