"Лион Фейхтвангер. Еврей Зюсс" - читать интересную книгу автора

Иозеф Зюсс гневно насупился, услышав грубый окрик хозяина, но, не
проронив ни слова, пошел вслед за Исааком Ландауером.
- Эге, - усмехнулся тот, - даже и перед сановничьим мундиром в галунах
он не мог бы дальше отставить ногу, когда отвешивал поклон. - И старик
усмехнулся, пальцем расчесывая слипшуюся седоватую бородку.
Графиня проводила герцога до кареты; пока он тяжеловесно, не спеша
влезал в экипаж, она сохраняла приветливое спокойствие привыкшей к
поклонению женщины, непринужденно и любезно щебетала, улыбалась, кивала.
Даже когда она повернулась и стала подыматься по лестнице в голубой
будуар, поступь и осанка были легки и грациозны. Лишь очутившись у себя,
она вся осела, плечи опустились, руки бессильно повисли, рот приоткрылся,
лицо как-то сразу ужасающе увяло.
Кончено, значит, все кончено. Она искусно лавировала, он не посмел
заговорить, но и так было ясно как день, что он явился с намерением
отделаться от нее, и, хотя решающее слово застряло у него в горле, его
смущенная вежливость говорила за себя и была во сто раз хуже, чем прежняя
воркотня, или вспышки гнева, или обиженное молчание.
Она сидела вся поникнув, она была безмерно утомлена и обессилена.
Слишком дорого далось ей приветливое спокойствие с элегическим налетом, в
то время как сердце ее бушевало, кипело, неистовствовало. Зато теперь она
сидела на низком широком ложе как в столбняке, совершенно опустошенная,
почти парализованная. Пудра и румяна потрескались у нее на лице, веселый
огонек, который она зажгла у себя в глазах, теперь потух, широчайшая роба
из узорчатого атласа свисала мертвенными складками, а под унизанной
мелкими рубинами искусно сработанной "сбернией" - эту моду ввела она, и в
самом Версале подражали ей, - под искусно сработанной сбернией ее живые
каштановые волосы и те утратили молодой блеск.
Значит, конец... Из-за чего? Прусский король, поганый пес, зудил о
долге и безумии. Собственный брат, проклятый, вероломный, холодный
интриган, строил против нее козни. Он в ней больше не нуждался, его
положение при герцоге было и так прочно; он считал благоразумным
избавиться от нее заранее, чтобы не попасть в немилость вместе с ней. Она
являлась вечной препоной, с ней нужно было считаться при сношениях с
императорским двором, ей нужны были деньги, уйма денег, которые проще и
выгоднее не через нее, а прямо направлять в собственную казну. Ох, она
насквозь видела его, расчетливого блюдолиза. Тьфу, тьфу, тьфу. Но она еще
ему покажет! Пока что она держится, она жива пока что, герцог не
заговорил, и в стране владычествует она, она, она. Однако все эти причины
не могли быть вескими для герцога. Ей случалось устоять и не против таких
бурь. Ее врагами были император, вся страна, народ, ландтаг и консистория,
и тем не менее она дышала и держалась. Ее брат! Прусский король! Разве это
причины? И она увидела, как надвигается на нее истинная причина, липкой
тиной заволакивает ее мысли, она знала и не знала ее, билась как бабочка
на булавке, чтобы не дать смутной догадке превратиться в уверенность.
Взглядом она искала зеркала, избегала его и все беспомощней поникала
грудой дряблой плоти в роскошных тканях.

Челом своим младым
Прекрасна ты, как Гера,
В очах Зевес живет,