"Лион Фейхтвангер. Еврей Зюсс" - читать интересную книгу автора

гладкий лоб не утратил беспечной ясности, которая казалась ему признаком
аристократизма. Он знал, что нравится дамам, но искал этому все новых
подтверждений, и та, с которой он провел одну ночь, осталась ему мила на
всю жизнь, потому что назвала его темно-карие, сверкающие под нависшими
дугами бровей живые глаза - крылатыми глазами.
Подобно тому как мода и прихоть требовали все новых яств и вин, все
нового хрусталя и фарфора для его стола, так для постели ему требовались
все новые женщины. Он был ненасытен, но быстро пресыщался. Память его -
гигантский музей, где надежно хранилось все, - в точности запечатлевала
лица, тела, запахи, позы; глубже не задевала ни одна. Одна-единственная
проникла за пределы чувственности; тот год, что она прожила с ним, год в
Голландии, стоял в его жизни совершенно обособленно, отдельно от других,
но он замуровал воспоминание об этом годе, не говорил о нем, мысль его
пугливо обходила этот год и отлетевшую тень, лишь очень редко воспоминание
пробуждалось и устремляло на него взгляд, вселяющий смущение и тревогу.
Он так легко поддался на уговоры Исаака Ландауера еще и потому, что за
последние годы лечение на курорте Вильдбад стало чуть не обязательным для
всякого, кто почитал себя в западной Германии аристократом. Даже из
Франции сюда являлись посетители, здесь можно было увидеть моднейший
экипаж, услышать изысканнейшую беседу, обтесать по моделям Версаля углы и
шероховатости, которыми грешили даже модничающие немецкие дворы. Здесь был
настоящий большой свет, здесь можно было наглядно видеть, как меняется
цена отдельным лицам и целым общественным слоям, кто идет в гору, кто
катится вниз; живой пример был куда поучительнее, чем "Mercure galant"
["Светский вестник" (франц.)] (*12). Только здесь изо всей Германии можно
было точно установить, какой формы ножку следует предпочесть модному
франту при выборе дамы сердца, чтобы не прослыть отсталым.
Так как у Зюсса не было дела посерьезнее, он с головой ушел в эту
суету, бойко лавировал среди светских пустяков. Ощущая пустоту,
изголодавшись по событиям, он присосался к жизни других. Он беседовал с
хозяином гостиницы, где проживал, и строил планы, как увеличить ее
рентабельность, он спал с юной служанкой, он выписал владельцу игорного
дома новомодные столы для игры в фараон и заработал на этом четыреста
гульденов, он был самым желанным гостем на утреннем приеме принцессы
Курляндской, он улаживал любовные неудачи сторожа при ванном заведении,
стараниями незаменимого Никласа Пфефле он добывал из людвигсбургских
оранжерей померанцевые цветы для дочери посла Генеральных штатов (*13);
зато, когда она сидела в ванне и флиртовала с кавалерами, ему разрешалось
занимать ближайшее к ней место на деревянной покрышке ванны, над которой
выступала лишь голова девицы; по уверению многих, ему разрешались и другие
вольности. Он подписал выгодный контракт с амстердамским ювелиром на
шлифовку определенного сорта драгоценных камней, при столкновении с
баварским графом Трацбергом, заносчивым грубияном, он так отбрил баварца,
что тому пришлось на следующий день убраться из Вильдбада, он исхлопотал
садовнику кредиты для разбивки парка подле ванного заведения и заработал
на этом сто десять талеров. За игорным столом, когда все немецкие кавалеры
испуганно ретировались, он остался единственным партнером молодого лорда
Сэффолька, беспечно и учтиво проиграв четыреста гульденов, но дал пощечину
галантерейному торговцу, который вздумал взять у него за подвязки лишних
четыре гроша. Он ежедневно являлся на аудиенцию к саксонскому министру -