"Лион Фейхтвангер. Еврей Зюсс" - читать интересную книгу автора

Будут ли? Он ничего не сказал. Не пожелай он - и ничего не изменится.
Герцог стоял в грязи, посреди дороги, один, с непокрытой головой, под
мелким, упорным дождем. Он снял с правой руки перчатку с раструбом и
машинально похлопывал себя ею по ляжке.
Пожалуй, повод все-таки был. Был повод? Шумливый прусский король, в
последний свой визит в Людвигсбург, обращался к нему с увещеваниями. Пора
уж ему примириться с герцогиней, подарить стране и себе второго
наследника, нельзя династии быть представленной одним наследным принцем,
когда католики спят и видят, чтобы угас род евангелических швабских
герцогов. Но не в том дело. Нет, совсем не в том. Прусский сухарь может
убираться восвояси к своим пескам и соснам и не докучать ему пошлыми и
постными нотациями, в которых на каждом шагу упоминается о смерти. Он,
Эбергард-Людвиг, несмотря на пятьдесят пять лет, еще, слава богу, мужчина
в соку. Не все ли ему равно, кто после его смерти взвалит на свои плечи
бремя правления и его долги и будет портить себе кровь распрями с вшивой
парламентской сволочью. Дураком надо быть, чтобы из-за этого бросить
Христль!
Он зашагал быстрее и, фальшивя, громко стал насвистывать мотив из
нового балета. На что еще напирал пруссак? Графиня, мол, для герцогства
худший бич, чем все нашествия французов и самые тягостные имперские войны.
Она одна, мол, причина и виновница всех бед, неурядиц и смут в
Вюртемберге. Она немилосердно выкачивает и выжимает весь пот страны себе в
карманы. Старая история. Черт бы ее побрал! Эта песня звучала ему в сотнях
пасквилей, этим соусом сословия потчевали его каждую неделю. Даже в засухе
и граде винили графиню. А лучше бы радовались, сутяги, скупердяи
несносные, что их поганые гроши она с таким размахом превращает в блеск и
великолепие. Ей нужны были деньги, деньги без конца, такого количества
денег, какое нужно было ей, не водилось во всей Римской империи, и ради
них она ластилась, клянчила, хныкала, грозила, дулась, капризничала, так
что он голову терял от отчаяния, не зная, откуда взять еще и еще денег. Но
что было лучше: убогое, скопидомное хозяйство герцогини, где всякий
пфенниг на счету, или сверкающее великолепие этой женщины, где замки,
лесные угодья и все доходы казны пролетали пестрым фейерверком?
Нет, такого рода аргументами его нельзя было отвратить от этой женщины.
Он и поставил бранденбуржца на место, а будь у него лишних тысчонки две
солдат, которых никогда, увы, никогда не разрешат ему представители
сословий, он совсем по-свойски, по-швабски отделал бы грубияна. Нет, такая
болтовня не могла тронуть его, а если все-таки тот скряга, тот чурбан дал
толчок к отставке графини, то лишь одним незаметным словечком, которому и
сам вряд ли придал значение. Они с королем отправились в горы полюбоваться
видом, и когда бранденбуржец увидал плавный волнистый ландшафт, нежно
зеленеющие холмы, обильные злаками и плодами, лозами и лесами, он вздохнул
про себя:
- Вот благодать так благодать! И подумать только, что старая баба, как
ржа и саранча, точит их.
Ржа и саранча нимало не смутили Эбергарда-Людвига. Да, но старая
баба... Эти слова уязвили его до глубины души. Он, Эбергард-Людвиг,
привязан к подолу старой бабы? Любые проклятия, угрозы, поношения
скатывались с него как с гуся вода. Да, но старая баба?
Герцогу припомнились дела давно прошедших времен. Несмотря на грозные