"Лион Фейхтвангер. Статьи" - читать интересную книгу автора

движется действие. Пестрый, погруженный в грезы Египет с его древней
священно-загадочной культурой, застывшей и превратившейся в сумасшедший
фарс, с его одуряюще пышным искусством, с его пленительно опасной
сказочной царицей, праправнучкой священной черной кошки и Нила, царицей,
делящей свои забавы со Сфинксом и при этом в высшей степени реальной
маленькой женщиной, пробуждающей желания и страсти, - эта яркая,
фантастическая, чувственная, невозможная страна-фантасмагория должна была
пробудить в стареющем покорителе мира все его художественные и чувственные
наклонности, стремление погрузиться без остатка в красоту мгновения. Ибо
Цезарь Шоу по натуре своей художник, в котором, однако, действительность
подавила искусство: он, так сказать, Рубек наоборот. Удивительно, как он
умеет держаться посредине между своими чуждыми муз варварскими спутниками
Руфием и Британом и ничего не признающим, кроме своего искусства,
сицилийцем Аполлодором. А Клеопатра, поздний росток, органически связанный
с почвой, с этим фантастически переливающимся воздухом, напоминает
маленькую герцогиню д'Асси: безвредная ящерка, но из рода тех вымерших
гигантских чудовищ, которые когда-то попирали нашу землю, - Клеопатра
впервые пробует на Цезаре свою силу и осознает свою прекрасную и
губительную сущность. Цезарь поднимается на корабль, чтобы отплыть в Рим,
он уже вполне овладел собой и с улыбкой подавил порыв, угрожавший смутить
чувства этого бесстрастного, железного и непоколебимого (согласно
Плутарху) человека; Клеопатра в это же время впервые сознательно ищет
жертву, на которую сможет направить свое разрушительное сладострастие.
Вся эта проблематика яснее воспринимается при чтении пьесы, чем на
сцене. Режиссеру поневоле нужно ограничиться тем, чтобы не затемнить эти
линии. Мне кажется, что его внимание должно быть прежде всего направлено
на три пункта. Во-первых, длинная, не очень сценичная пьеса требует
значительных сокращений. В связи с тем что ей так недостает внешнего
действия, открывается большой простор для произвола режиссера, и необходим
величайший такт, чтобы правильно взвесить, с одной стороны, все заложенные
в ней зрелищные возможности, а с другой - особенности наличных актеров.
Во-вторых, режиссура должна всячески подчеркнуть таинственную, сказочную
атмосферу Египта и при всех условиях избегнуть впечатления бурлеска, на
что соблазняют обстановка и ремарки автора. Если творение Шоу совершенно
лишено патетики - это не дает еще основания рассматривать его как
оперетту. И, наконец, в-третьих, поскольку в этой пьесе психология - все,
а действие - ничто, требуется даже для самых мелких ролей подобрать
актеров высокой культуры, которые достаточно закалены, чтобы не схватить
простуды в холодной атмосфере умственной игры Шоу.
В Мюнхене пьесу ставил Альберт Штейнрюк. Он смог использовать то, что
пять лет назад было показано Рейнхардтом. Но если мюнхенская постановка
кажется более ясной, светлой и убедительной, чем казалась в свое время
постановка Рейнхардта, если она явилась настоящим триумфом, в то время как
берлинское представление было в лучшем случае пирровой победой, то дело не
только в том, что сегодня нам ближе и понятнее стал автор пьесы: нет, этой
выигранной битвой, которая на многие годы обеспечила проблематичной пьесе
Шоу место в наших репертуарных планах, автор обязан прежде всего
великолепному и умному искусству Штейнрюка.
Штейнрюк с величайшим тактом и с учетом всех исполнительских
возможностей нашего Придворного театра ограничился тем, что купировал