"Поль Феваль. Королевские бастарды ("Черные Мантии" #7) " - читать интересную книгу автора

особняке вновь поселится повзрослевшая и похорошевшая Тильда - и привезет ее
туда господин Жафрэ! За три года ребенок сильно меняется, это ясно каждому.
Тильда же стала просто неузнаваемой, и обитатели квартала Марэ поначалу не
верили, что перед ними - их прежняя маленькая соседка. Долго убеждала их
госпожа Жафрэ, которая не только не била девушку, но всячески ласкала ее и
громко называла "голубушкой", стоя возле открытого окна.
Но мне бы еще хотелось, чтобы вы послушали историю, которую
рассказывали, когда вернулась Тильда, а уж поверите вы ей или нет, это ваше
дело. Откуда взялась эта легенда? Каким образом со всеми деталями и
подробностями долетела из Сен-Дени до Марэ? На этот вопрос ответить я не
смогу. Однако сообщу все же небезынтересный факт: на улице Пайен есть
кабачок; держит его человек по имени Лапьер, бывший кучер фиакра. Так вот,
из таверны Лапьера и вышла на свет Божий эта легенда - если не целиком, то
на две трети.
Добавлю еще, что добрейший Жафрэ, пока жил по-холостяцки, был одним из
вернейших завсегдатаев маленького кафе "Лавочка" на Королевской площади
совершенно перестал заглядывать туда, едва госпожа Жафрэ осчастливила своим
присутствием их гнездышко.
А когда вы бываете в кафе "Лавочка" каждый день, а потом больше не
появляетесь там ни разу, то вместо вас за ваш прежний столик усаживаются
слухи. Не забудем, что пищей для вечерних бесед пятидесяти, а то и
шестидесяти окрестных семейств служат исключительно сплетни, родившиеся в
кафе "Лавочка" на Королевской площади.
Так что легенда могла вылететь и из этого славного заведения. А я
пересказываю ее в том виде, в каком она существует в приходе Сен-Поль, и не
выдаю за большее, чем она есть. Ну так слушайте.
Зимним утром по дороге, которая ведет из Шапель-Сен-Дени в Сент-Уэн,
огибая кладбище Клиньянкур, тащились нищие погребальные дроги: жалкая
полудохлая лошаденка, простой сосновый гроб.
Вы ведь помните чудесную гравюру "Похороны бедняка"? Так здесь эта
картина предстала перед случайными зрителями въяве. По безобразной пустынной
местности, которую нельзя было признать ни городом, ни деревней, по дороге,
покрытой густой грязью, кое-где присыпанной беловатым нерастаявшим снегом,
тащилась убогая повозка, похожая на сундук. Она ехала в печальном и грустном
одиночестве.
За дрогами не плелась даже собачка, как плетется она на картине, уныло
понурив голову и вызывая щемящую жалость...
Вместо песика за гробом брела девочка, жалкая худышка в скверной
одежонке - и все же прехорошенькая, с раскрасневшимися на морозе щечками и
густыми растрепанными волосами.
Она провожала покойника в последний путь одна-одинешенька, точь-в-точь
как собачка на картине, и шла, тоже опустив голову и дрожа от холода, но не
плакала.
Кладбище было совсем новым, рабочие только-только заканчивали обносить
его оградой, однако тут уже был свой мастер, изготовляющий могильные плиты;
он расположился со своими инструментами в небольшой хибарке на обочине
дороги, а на противоположной стороне уже строился другой сарайчик -
свидетельство ежесекундно возрастающей конкуренции. Перед мастерской
камнереза с вывеской "Кадэ, надгробия" хорошенький мальчик лет десяти играл
с ошметками траурного венка. Парнишка взглянул на дроги - таких жалких он