"Поль Феваль. Королевские бастарды ("Черные Мантии" #7) " - читать интересную книгу автора

вместе с тем странно пронзительным, почти старушечьим голосом. - Обложили
меня со всех сторон, задурили голову, да вдобавок я еще и приболел, а тут
старуха того и гляди отдаст Богу душу. Смешно, по-твоему? По-моему, нет.
Старуха, словно желая подтвердить, что может в любой момент покинуть
сей бренный мир, зашлась в надсадном кашле, прижимая руки к груди.
- А что все-таки случилось, Любимчик? - спросил Жафрэ, дрожа в трех
пальто - и, похоже, не от холода.
- Да вот, делал я тут вывеску для могилки нашего полковника - недурное
будет произведение, так мне кажется... - ухмыльнулся человек с трубкой. -
Работал, стало быть, тихо-мирно, и вдруг заявляется Маргарита с доктором
Самюэлем, а тот держит под мышкой какой-то сверток. Еще не зная, в чем дело,
я сразу говорю: "Маргарита! Мне лишние неприятности ни к чему!" Но Самюэль
разворачивает бумагу, а в ней - сутана, и мне, конечно, становится весело.
Ты меня знаешь, я люблю хорошие шутки!..
От улыбки Любимчика кровь стыла в жилах.
- Знаю я ваши шутки... Вам - смех, а кому-то - слезы, - вздохнула
больная.
- Нет людей веселее могильщиков, - засмеялся Любимчик. - Озоруем, как
воробышки на кладбище. В общем, речь шла о том, чтобы исповедовать старика
Морана. Он ведь словно язык проглотил, затаившись у себя в норке на улице
Маркаде. Вот я и согласился отправиться к нему в сутане, тем более что
Моран, похоже, много чего знал. Полковник ушел в могилу застегнутым на все
пуговицы, но пуговицы-то и у него порой терялись, не так ли? Вдобавок он
умел завоевывать доверие честных людей. Сколько лет Моран был сторожевым
псом господина Боццо на улице Культюр! И я частенько думал: "Судя по всему,
Моран мог бы много чего порассказать о том, где лежит добро нашего старичка,
и голову даю на отсечение, что этого обнищавшего аристократа придется долго
щекотать, прежде чем он объяснит, куда полковник запрятал шкатулку... Ну, ты
знаешь, ту самую, с двумя листочками бумаги... А эти документики дорогого
стоят, так ведь, воробьиный дед, если знать, как ими распорядиться?
Жафрэ закивал.
- Можно было поставить десять против одного, - продолжал могильщик, -
что Моран пожелает исповедаться, как-никак он из благородных и девчонку свою
колотил, чтобы она "Отче наш" на латыни вызубрила, так что вряд ли ему
хотелось сойти в могилу, не облегчив душу и не покаявшись в грехах. Ну вот,
надел я сутану и все остальное, что положено. Неплохой из меня получился
священник, а, старуха? Нет, она отвечать не будет, она у нас прямо-таки
святоша. Ну, значит, вырядился я и пошел. Что Моран жил хорошо - не скажу,
но лекарства у него были и даже врач сидел у постели. Догадайся, кто? Доктор
Абель Ленуар!..
Добрейший господин Жафрэ никогда не сквернословил, но при имени "доктор
Ленуар" у него вырвалось весьма крепкое выражение.
- Меня могли расколоть в ту же секунду, - продолжал Любимчик, - но, к
счастью, доктор был при деле. Я держался как ни в чем не бывало, и он, я
уверен, ничего не заподозрил. Зато Моран, крепкий орешек, послал меня
подальше, стоило мне заикнуться об исповеди. Но вот что интересно: даже в
агонии он повторял одно и то же... Кстати, как зовут его малышку?
- Тильда, - ответил Жафрэ.
- Вот-вот, Тильда, - закивал Любимчик. - Ну так он твердил, как
попугай: "Не забудь свою молитву, не забудь свою молитву, не забудь свою