"Поль Феваль. Королевские бастарды ("Черные Мантии" #7) " - читать интересную книгу автора

девушку поджидал фиакр.
Куда она ездила? И главное, как и когда проникала обратно? Ведь
свидетели ее уходов никогда не замечали ее.возвращений. Все эти вопросы
оставались без ответа.
Как-то во второй половине апрельского дня в гостиной Жафрэ, где
красовалась свадебная корзина, прикрытая наброшенной сверху муслиновой
тканью, собралось небольшое общество. Добрейший Жафрэ в беседах посетителей
участия не принимал, все его внимание поглотил десяток снегирей, которые
скакали в хорошенькой клетке, сделанной в форме пагоды. Только поэт способен
передать то младенческое простодушие, каким дышали выцветшие голубые глазки
хозяина, его толстые обвисшие щеки и даже окаймленная пушком лысина.
Говорить Жафрэ почти не говорил, но охотно насвистывал любезности своим
птичкам, особенно Манетте и Жюлю, которых обожал.
Одет Жафрэ был в новый, с иголочки костюм, который, впрочем, сидел на
нем как чужой. К жене своей хозяин дома обращался по имени и на "ты", но с
почтительностью необыкновенной.
Уж почему этот милейший человек вызывал у людей недоверие, я не знаю,
мне-то кажется, что он и мухи бы не обидел.
Что касается лет, то он был человеком без возраста. Адель говорила ему
"вы".
Черты лица этой женщины были куда резче, чем у мужа, и к ее мощному
крючковатому носу необыкновенно шли большие круглые очки в золотой оправе.
Была она высокой, худой, смуглой, с проседью в волосах, и я же уже говорил,
что эта особа убивала птиц!
Клялись, что порой от нее попахивает трубочным табаком, хотя никто не
видел, чтобы она курила. Но не удивляйтесь, время от времени от нее крепко
несло и водкой, хотя никто не замечал, чтобы она пила. Вот так-то!
На вид Адели можно было дать лет шестьдесят пять, а то и все семьдесят.
Одевалась она несколько вызывающе и прическу украшала черной накладной
косой.
Но, как вы сами понимаете, брак этот был счастливым. Как-то в минуту
откровенности господин Жафрэ сказал мэтру Суэфу: "Столько лет мы женаты, а
Адель ни разу на меня руки не подняла!"
Стоило господину Суэфу пожелать, как он смог в это поверить.
И где только ни растут цветы! Я видел их даже на голом щебне - и они
были чудесны. Мадемуазель Клотильда казалась воплощением красоты, но красоты
жизнестойкой и улыбчивой. Вам ведь известно, что художники, герцогини и
конюхи называют "породой" или "кровью". В Клотильде этой "породы" было хоть
отбавляй, девушка была "голубых кровей" от макушки до пят, хотя
происхождения малютки никто не знал.
Исключая, разумеется, супругов Жафрэ, которые, готовясь к свадьбе своей
воспитанницы, должны были привести в порядок все бумаги.
Но странное дело, фамилия мадемуазель Клотильды так и осталась для
соседей тайной. В квартале девушку по-прежнему звали Красоткой Тильдой или
племянницей Жафрэ, и за этой несколько пренебрежительной фамильярностью
таились страх и глубокая досада.
С усмешкой, но не без почтения газетчики Марэ сообщали, что мадемуазель
Клотильда происходит из знатной семьи, ставшей жертвой одной из тех
трагедий, которые раз в десятилетие возбуждают любопытство парижан, - и что
она, эта самая Тильда является наследницей сказочного богатства; не получила