"Поль Феваль. Черные Мантии ("Черные Мантии" #1) " - читать интересную книгу автора

Я решительно отказался. Господин Ролан сделал знак, и секретарь суда
громко зачитал протокол допроса, который я подписал. После этого господин
Ролан ушел. Секретарь суда сказал мне:
- У нее будет на что купить себе там разные безделушки, да и на жемчуга
останется!
Здание суда находится всего в нескольких шагах от тюрьмы. Я заключен в
одиночную камеру. Оказавшись там в полной изоляции, я впал в какое-то
оцепенение. События последних двух суток прошли у меня перед глазами как
нелепый, кошмарный сон. Потребовалось усилие, чтобы я пришел в себя. Каждую
минуту мне казалось, что вот-вот я услышу твой нежный голос; он рассеет это
наваждение и положит конец тому страшному напряжению, в котором я пребывал.
Мне почудился твой крик:
- Андре! Мой Андре, я с тобой!
Мы были вместе, в нашем доме. Я сразу же обратил свой взор на белые
занавески над колыбелью малыша. Все ужасы, вся двусмысленность моего
положения остались позади, я возвращался к счастливой действительности.
Но сегодня я напрасно ждал пробуждения, оно не приходило; хотелось
услышать твой милый голосок, но он молчал. Я не мог предаться грезам и
мечтаниям. Я находился в тюремной камере, один на один со своим отчаянием.
Однако ты была со мной, как всегда, со мной, мой ангел, не покидающий
меня ни в горе, ни в радости. И ту ночь, полную тяжких страданий, тоже,
словно луч надежды, озарила мысль о тебе. Я прошептал:
- В этот час она уже в Париже! Она спасена!
И я погрузился в сладкие мечты.
Я описал тебе свой первый допрос настолько полно, насколько позволила
мне моя память, и больше не хочу к нему возвращаться. Остальные допросы были
приблизительно такими же, кроме некоторых деталей, которые я отмечу. Что
осталось у меня от этого допроса, так это ощущение безнадежности моего
положения. Внешне мое дело представляется в столь искаженном свете, что все
мои попытки доказать истину оказываются тщетными. Я это сознавал; впрочем,
сознавал еще до побега, то есть с самого начала. Упорное неверие судьи в мою
правоту резко бросалось в глаза. Что бы я ни говорил, для него это ничего не
значило. Моя так называемая ложь его не возмущала: с его точки зрения, я
играл свою роль, и мои заявления были для него лишь пустым звуком. Правда, я
ожидал с его стороны меньшей снисходительности ко мне: внутренне я был ему
благодарен за выдержку, которую он проявлял, столкнувшись с фактом
очевидного преступления, ибо мое несчастье заключалось в том, что я остро
чувствовал, сколь убедительны улики, свидетельствовавшие против меня. Судья
действовал как образованный и опытный юрист, уверенный в непогрешимости
своих методов, которые эффективно сочетались с его врожденной
проницательностью. Он был уверен в себе. У него не было колебаний,
свойственных слабым людям. С фактами он обращался как хозяин, без всякой
робости и сомнений. Стоявшая перед ним задача была ясной: я изворачивался и
нужно было уличить меня во лжи.
Выполнить эту задачу было легко, поэтому он не испытывал никакого
воодушевления; он бесстрастно следовал по проторенной дорожке, и только чудо
могло бы сбить его с этого пути. То был тягостный вечер, и ночь тянулась
медленно. А как ты, спала ли?
Около трех часов пополудни, буквально через несколько секунд после
очередного обхода надзирателя, я вдруг услышал глухой звук, исходивший