"Марсело Фигерас. Камчатка " - читать интересную книгу автора

не знал, где он.
Эти первые месяцы обескровили страну. Многие сочли, что достаточно
просто отойти от политической деятельности. За ними приходили домой. Было
опасно находиться в любом общественном месте: в бане или в кино, в ресторане
или в театре; облавы проводились повсюду, в любое время дня и ночи. Выходить
из дому без документов стало рискованно: все, кто не мог удостоверить свою
личность, автоматически попадали в участок. Но носить при себе документы
было еще опаснее - тогда даже до участка не дотянешь: удостоверившись, что
разыскиваемый сам попался к ним в сети, военные увозили его, и -
фокус-покус! - он точно сквозь землю проваливался.
Просчитались и те, кто полагал, будто репрессии будут проводиться по
жестким правилам и ограничатся строго определенными рамками. В начале апреля
папа повстречал своего приятеля по фамилии Синигалья, тоже адвоката, и тот
за чашкой кофе предположил, что теперь-то положение выправится. Военным,
рассуждал Синигалья, по натуре свойственно почтение к уставам и
формальностям; оно-то и заставит их остановить произвол, распустить тайные
полувоенные формирования и опубликовать списки арестованных. Папа нашел, что
в словах Синигальи есть определенная логика, и все же посоветовал ему не
показываться в районе Трибуналес. Но Синигалья стоял на своем. Он сказал,
что ему уже тысячу раз угрожали и что по-прежнему будет защищать
политических заключенных и подавать запросы.
Синигалью я хорошо помню. Высокий, с напомаженными, зачесанными назад
волосами, одетый по какой-то допотопной моде, он казался старше своих лет.
Ко мне он всегда обращался "юноша" ("Как жизнь, юноша?", "Чем занимаетесь,
юноша?") и ерошил мне волосы - наверно, его интриговала моя непослушная
грива, так непохожая на его шевелюру.
Синигалью взяли первым. Увезли на машине без номеров. Так и вижу, как
он кривится оттого, что ему измяли отутюженный костюм, и жалуется мне: "Вот
безобразие, юноша, ну зачем руки распускать, а?"
Потом забрали Роберто - в то утро, когда папа не поехал в контору. Будь
папа на работе, его бы постигла та же участь. Лихия, их секретарша,
сообщила, что какие-то люди схватили Роберто и посадили в машину без
номеров.
- Что за люди? - спросил папа.
- Настоящие хамы! - заявила Лихия. - Бедного господина адвоката
выволокли на улицу, как простого уголовника.
Она, как и Синигалья, была старой закалки.
Папа решил зря не рисковать. В то же утро я покинул школу посреди
урока, недосмотрев фильм о тайне жизни.
Мама чувствовала себя увереннее: университетская профсоюзная
организация, которую она возглавляла, называла себя "независимой" и не
только не разделяла позиций перонизма, но и выступала против перонистов на
выборах. Защищенная нейтралитетом своей профессии, мама судила обо всем как
ученый, с рациональной точки зрения. Она сочла, что лично ей нынешняя буря
не особенно опасна.
Но каждый день она слышала одно и то же. Преподаватели и студенты
бесследно исчезали один за другим. Про некоторых еще было известно, что их
арестовали. Сценарий был стандартный: приехали на машине без номера люди в
штатском, вооруженные до зубов, и забрали. Другие же словно испарялись, и об
их судьбе никто ничего не знал. Списки студентов пестрели пометками: